— Этот доклад обязательно нужно опубликовать; он очень интересен. Но что касается выводов, то у нас, историков, для признания какого-либо вывода всегда нужно не одно доказательство, а по меньшей мере пять!
На следующий день Колмогоров сменил историю на математику, где одного доказательства хватает.
В конце 70-х годов президент РАН пригласил нескольких известных ученых, чтобы обсудить вопрос, как быть с Сахаровым. В числе приглашенных были П.Л.Капица и Н.Н.Семенов. Президент спросил участников обсуждения:
— Не подумайте, что это решенный вопрос, но если бы был поставлен вопрос об исключении Сахарова из Академии наук, как бы вы к этому отнеслись?
Воцарилось молчание. Затем Семенов сказал:
— Прецедентов таких не было.
На это Капица возразил:
— Был такой прецедент. Гитлер исключил Эйнштейна из Прусской академии наук.
Вопрос был снят.
Одним из самых рассеянных математиков всех времен был гениальный Анри Пуанкаре. Забавно, что по словам академика Арнольда учитель Пуанкаре «браковал его (даже на вступительном экзамене в Эколь Нормаль) за то, что на его чертежах окружности неотличимы от треугольников».
Пуанкаре нашел выход — он поступил не в Эколь Нормаль, а в Эколь Политехник, да и в Академию Наук был избран не по математике, а по астрономии (для чего и написал свою главную математическую книгу «Новые методы небесной механики»). Но самое главное — он изобрел топологию, в которой треугольники и окружности эквивалентны.
Французская академия несколько раз отклоняла работы Галуа, мотивируя это тем, что они непонятны… «из-за чрезмерного желания автора выражать мысли слишком лаконично». Позже это же учреждение признавало, что работы Галуа обладают… «изумительной ясностью и точностью».
Рассказывают историю про вступительные испытания в институт Сорбонны. На одном из экзаменов был маятник, и необходимо было измерить, как он колеблется и на основании этого посчитать ускорение свободного падения. Естественно, что у большинства получилось 9,8. И только двое пришли с вопросом «Что за хрень? Получается 11». Их и зачислили — под столом экзаменаторы спрятали магнит.
Первая в мире оценка критической массы урановой ядерной бомбы была сделана Рудольфом Пайерлсом и Отто Фришем в марте 1940 года. До них считалось, что нужны тонны урана-235. Пайерлс и Фриш заключили, что хватит одного фунта. У них не было достаточных физических данных, но у было два фундаментальных предположения, оба численно неправильных. Две ошибки почти компенсировали друг друга. До меморандума Пайерлса-Фриша полагали, что ядерная авиабомба невозможна из-за веса. После них работы по бомбе оживились.
Был такой британский математик Карл Пирсон, от которого много чего осталось такого, чему учат в университетах. Его в какой-то момент призвали в армию, там направили в авиацию, а там, узнав, что он статистик, придумали ему правильную задачу: надо было броней укреплять самолеты, потому что были потери. И генералы решили, что в самолетах нужно посчитать дырки от пуль, и в тех местах, где их больше, ставить броню, потому что ясно же, что именно в эти места пули чаще попадают. Тогда Пирсон аккуратно спросил:
— А в каких самолетах считают?
И когда ему объяснили, что в тех, которые возвращаются с задания, он сказал:
— Нет, нужно укреплять те места, где дырок нет вообще. Потому что это означает, что если пуля в это место попала, то самолет до аэродрома не долетит.
Экзаменатор говорит:
— Ошибочка у вас. Ответ неверен.