— Не сердись, Аня, понимаешь, какая ситуация…
Жена звонко засмеялась.
— Так и знала!
Кошкарев оживился, торопливо продолжал:
— Есть у нас в роте солдат. По фамилии Акопян. Из молодых. Так вот он, как говорится, «входит в форму».
Тут Кошкарев улыбнулся:
— Посмотрела бы ты на него, какой он был. Живот — во! Как бочка! А сейчас не узнать парня. Третий раз шинель ему подгоняем.
— А где же твой портной?
— В наряде. Ведь он прежде всего солдат, а потом уже по хозяйству. Завтра Акопяну в наряд, а тут такое…
Кошкарев развернул шинель. Подал Анне Николаевне.
— Держи. Это по твоей части. Как и что — там намечено мелком, разберешь. А я тем часом сапоги налажу. — Он пошарил в ящике, где у него хранился всевозможный инструмент.
— Что, и сапожник в наряде? — весело подмигнула Анна Николаевна.
— Нет, Аня, тут другая ситуация.
Он рассказал, что сапоги сейчас чинят в мастерской. Но там будут тянуть резину, а сапоги нужны к утру.
— Запасных тридцать восьмого номера у нас нет, надо за ними на склад ехать. На то будет понедельник. Обул солдата в сорок первый. А завтра выходной. Шефы обещали приехать. Сама знаешь, дело молодое, танцы, то да се…
Анна Николаевна положила на колени шинель. Работала она споро. Дело привычное. Из приемника доносился грустный, тоскующий голос:
Эх, дорожки… Незабвенная юность. Отцвела ранним калиновым цветом, отгремела канонадами, отшагала походами дальними. Анна Николаевна вздохнула, глянула мельком на мужа. А ведь он почти не изменился. Все такой же заполошный, беспокойный, все ему больше всех надо. И такой же робкий в разговоре с женой, как в день их первой встречи. Вот только вместо чуба остались на голове лишь редкие волосы. Да морщинок прибавилось. А глаза такие же ясные, улыбчивые. Бывало, вернется из разведки и сразу же к ней — Анке, но виду не подавал, что ради нее пришел. Стеснялся, придумывал разные причины. То его командир послал в девичью землянку печку подремонтировать, то радисткам туфли подбить, то еще что-нибудь. Другой раз просидит вечер, а слова, ради которого пришел, и не скажет. Девчата подшучивали над ним, говорили: «Видать, Андрей, тебе легче фашистского генерала полонить, нежели Анку». От Волги до Эльбы прошагали они в ногу, сердце в сердце.
Долгожданными, короткими, но упоительными, как глоток живой воды, были эти встречи. Когда Андрей Кошкарев уходил в разведку, радистка Анка не снимала наушников, твердила несчетно одно и то же: «Енисей», «Енисей», я «Ангара», как слышите? Прием…»
Кончилась война. Дальние глухие гарнизоны — «хоть в лесной избушке жить, да с любимым быть». Натерпелась всякого. Но на судьбу не сетовала. Говорила: «Мы — солдаты». И гордилась этим.
— Нет, Андрюша, не зарастут наши стежки. Уж больно глубоко проторили мы их.
ebooksa