— Верно, — подтвердил Антипов и улыбнулся невольно.
— Будет исполнено! — очень издалека отозвался Михаил.
— Вот и ладно... Да, какое у тебя звание?
И опять продублировала телефонистка: «Отец спрашивает, какое у вас воинское звание?»
— Лейтенант.
— Это сколько же кубиков?
— Два, отец, два. — Михаил засмеялся в трубку, и смех его был слышен громко, отчетливо.
«Значит, главнее Сазонова», — подумал Антипов и сказал:
— Ну, давай.
— Отец, я хотел тебе сказать...
— Говори, раз хотел.
— Дело, понимаешь, такое...
И тут в ухо ударили короткие, прерывистые гудки, и, сколько Антипов ни кричал, сколько ни дул в трубку, голоса Михаила так больше и не услышал.
— На линии что-то, — виновато сказала телефонистка. — С железной дорогой вечно... Прямо несчастье, а не связь.
— Спасибо, милая. Всё уже обговорили.
Директора, теперь только обратил внимание Антипов, в кабинете не было, а военный спал, уронив голову на край стола. Начальник цеха вздохнул, но ничего не сказал, отвернулся. И хорошо, что не сказал. Слова были не нужны Антипову. Ничьи слова. Он протянул руку, взял папиросу и стал искать в карманах спички, хотя их там и не было вовсе, и он знал, что нету, а уходить от телефона сразу нельзя: вдруг на линии все наладится и Михаил позвонит снова...
Он стоял у стола пять или, может быть, десять минут. Телефон не звонил, начальник молчал, понимая, почему Антипов не уходит, но вот пошевелился военный, вздернул голову и одним глазом удивленно посмотрел по сторонам.
— Задремал, кажется, — сказал он, стыдясь этого.
Антипов пошел из кабинета.
Спускался он медленно, нисколько не надеясь, что его могут позвать, окликнуть, а просто усталость, с которой не было уже сил бороться, ломала его. Ныл каждый мускул, каждый нерв, отдаваясь в висках и в затылке долгим, глухим звоном.