Дорога сложилась удачно. В Свердловске через комнату матери и ребенка сразу удалось закомпостировать билеты, и в тот же день Антиповы сели на ленинградский поезд.
На пятые сутки были дома.
— Прибыли вот... — подталкивая внучку вперед, сказал виновато Антипов Кострикову, который открыл дверь. — Не пустишь, Григорий Пантелеич, пожить немного моих?.. А то хоть на вокзале ночуй, а девчонка устала по поездам да по вагонам...
— Почему не пустить? — ответил Костриков, вроде как с сомнением или с растерянностью. — Проходите, проходите, что на пороге остановились! Я, Захар, сам знаешь, всегда гостям рад... Катя не знаю как, а по мне живите. Она хозяйка, обождем ее, что скажет. Раздевайтесь пока... А сам все отворачивал лицо, не смотрел прямо, и глаза его смеялись, были лукавыми.
Антипов насупился. Не ожидал он такого приема. Нет, не ожидал. Была у него уверенность, что и вопросов никаких не возникнет. Ошибся, выходит?..
— Может, и не понадобится, — глухо проговорил он, беря внучку на руки. — Я это на всякий случай, мало ли...
— Конечно, конечно, — сказал Костриков. — Я тебя понимаю, Захар. Как доехали?
— Спасибо. Хорошо доехали.
— Теперь в поездах, говорят...
— Да нет, ничего.
В это время как раз вбежала в квартиру Лена. Увидев Антиповых, удивленно воскликнула:
— Они уже приехали?!
Костриков делал ей какие-то знаки, а она не обращала внимания или не замечала.
— Как же это?.. Мы не успели все прибрать, дядя Гриша. Там мама с Надей окно докрашивают. Хорошо хоть, что пол высох.
— Болтушка ты, Елена! — сказал Костриков и, засмеявшись, полез обнимать Антипова.
— Ты что, Григорий Пантелеич?!
— Дурак! Ну и дурак ты, Захар! Где так умный, а где дурак дураком!..
Антипов оглядывался по сторонам, не понимая ничего. Цирк какой-то, кино, честное слово.
— Признавайся, сукин ты сын, что про меня подумал? — требовал Костриков.
— Семья же, тесно у вас...