— Шел бы ты себе, — говорила ему дежурная. — Без тебя родит твоя дочка.
— Ничего, ничего... — бормотал он.
В конце концов дежурная сжалилась над ним, оценила его упорство и вызвала из отделения врача.
— Это вы отец роженицы Антиповой? — спросила докторша. У нее был измученный, утомленный вид.
— Я. — Он встал. — Как с ней?..
— Тяжело, как же еще! Зять ваш там. Тоже не прогнать. Ох уж эти мужчины!..
— Скажите, это не опасно? — спросил Антипов.
— У вас не найдется закурить? — попросила докторша, ощупывая карманы халата. — Оставила на отделении...
— Пожалуйста! — Он протянул пачку «Норда».
Докторша закурила, затягиваясь жадно, глубоко.
— Опасно, — сказала вдруг. — Очень опасно. Преждевременные роды всегда таят в себе... Но вы не волнуйтесь. Сейчас ее состояние улучшилось. Вызвали профессора Воловика.
— Она...
— Будет, будет жить, дорогой! И ребенок будет. Ступайте-ка вы домой, отдохните. Хорошо, если бы вы смогли увести и зятя... Впрочем... — Она развела руками. — Я возьму еще одну папироску?
— Берите все, — сказал Антипов.
— Спасибо, у меня там есть. Внука ждете или внучку?
— Все равно, — ответил он, хотя конечно же хотел внука.
— Извините, я должна идти. До свидания.
Домой Антипов добрался только к трем часам дня. Подумал, не зайти ли к Кострикову, чтобы не сидеть одному в пустой квартире, но вспомнил, что Григорий Пантелеич на работе — он всегда работает в первую смену, — и пошел к себе.
На ступеньках лестницы, возле квартиры, сидел пожилой мужчина в сильно потертой шинели, в шапке-ушанке. Рядом с ним лежал вещевой мешок.
Он поднял голову и спросил: