— Всего хорошего.
Дверь захлопнулась.
«Глупо, чертовски глупо! — говорил себе Анатолий Модестович, спускаясь вниз. — Можно было бы обратиться в справочное бюро, но я не знаю ни года ее рождения, ни где она родилась. Впрочем, скорее всего в Ленинграде...»
Он вышел из парадной на свет и теперь только осознал, что глупость не в том, что он не знает года рождения Зинаиды Алексеевны, а в том, что он приходил сюда.
И вдруг со страхом подумал, что кто-нибудь из знакомых случайно может увидеть его здесь. Этот страх погнал его прочь, и Анатолий Модестович не заметил даже, как оказался на вокзале. Ему было стыдно незнакомых людей, которые, казалось, обо всем прекрасно догадываются, он чувствовал себя низким, подленьким человечком, умеющим нашкодить, напакостить, но неспособным отвечать за свои поступки, трусливо избегающим положенной ответственности.
С первым же поездом, благо ждать пришлось не долго, он уехал.
Антонина Ивановна удивилась его скорому возвращению, но промолчала, угадав, что поездка оказалась неудачной, ненужной.
— Устали? Ох уж эти поездки!.. Я страшно устаю в поездках.
— И я устал, — признался он.
— Вы-то молодой, а каково нам, пожилым людям? Мы поэтому редко и бываем в городе, — городом она называла Ленинград, — а я так люблю театр, Анатолий Модестович! Кино никогда не заменит театра истинным ценителям живой сцены. Хотите, я сварю вам крепкого кофе?
Тут он вспомнил, что Антонина Ивановна просила купить в Ленинграде натурального кофе и хороших конфет.
— Простите, ведь я совсем забыл!
— Ничего, ничего, — простила она. — У меня еще есть немного, пока хватит. Сварить?
Он подумал о кофе и понял, что голоден. Легко перекусил утром, перед отъездом в Ленинград, и с тех пор не ел.
— Спасибо, я пойду поужинаю в ресторан.
— И правильно, — похвалила Антонина Ивановна.
Не часто Анатолий Модестович бывал здесь, а когда случалось заглянуть, садился возле окна, которое выходит на перрон (впрочем, все окна во всех вокзальных ресторанах выходят на перрон), благо столик этот не бывал занят, на нем всегда лежала картонка с надписью: «Служебный».
За окном — постоянное движение, обычная железнодорожная суета. Уличная, городская суета — совсем другое. Никогда не знаешь, куда и зачем спешат люди, поэтому их торопливость кажется бессмысленной, лишенной необходимости, а на вокзалах все ясно: люди суетятся и спешат потому, что им нужно ехать или встречать кого-то, они боятся опоздать, не поспеть, и эта боязнь оправдана и необходима.
Вот бежит, переваливаясь точно утка, старушка, волоча огромный фанерный чемодан, похожий на сундук, и корзину, обвязанную пестрой тряпицей. Она ждала прибытия поезда посредине перрона, а у нее, должно быть, билет в общий вагон (старушки с такими чемоданами всегда ездят в общих вагонах), который останавливается в конце перрона, и теперь старушка спешит из последних сил. Праздные пассажиры мягких и купейных вагонов кричат что-то, смеются, они жаждут дорожных приключений, разнообразия, им надоела купейная скука, преферанс, жидкий казенный чай, а свои собственные заботы они, веселые и смешливые, оставили дома...
«Интересно, куда она едет? — провожая старушку взглядом, подумал Анатолий Модестович. — Наверно, к сыну или к дочке, которые живут в большом городе, редко пишут письма, не чаще вспоминают мать, и вот она решилась сама навестить детей, посмотреть придирчивыми материнскими глазами, как они там устроились, в своих городах, все ли хорошо и ладно у них, как видится ей из далекого провинциального далека...»
ebooksa