— А Захар Михайлович?
— Тоже. Все носится, бегает по каким-то общественным делам, дома почти и не бывает совсем.
— Это на него похоже.
— Еще бы! — сказала она. — И умрет, наверное, весь в хлопотах и в делах.
— У тебя все в порядке?
— Все в порядке. Пойдем отсюда, неудобно стоять посреди вокзала.
Вроде и говорить им было больше не о чем, как всегда и бывает, если сказать нужно и хочется много и важного, а не знаешь, с чего начать, как подступиться.
Они вышли на площадь.
— У тебя какие-нибудь дела? — теперь спросил Анатолий Модестович.
— Надо бы посмотреть материал Тане на пальто и футляр отцу для очков.
— Тогда в «Гостиный» пойдем?
— Все равно.
Шли они рядом, и Анатолий Модестович все собирался взять жену под руку, но никак не осмеливался сделать это. А когда переходили Лиговку, Клавдия Захаровна сама подхватила его — она всегда боялась переходить большие улицы, терялась, — и дальше уже так и пошли, и он приноравливался, сбиваясь с привычного шага, к ее мелкой и частой походке. А ему было это неудобно, мешала нога.
В первой же попавшейся аптеке они купили футляр.
— Сядем на троллейбус? — предложил Анатолий Модестович.
— Ой, опять переходить проспект! Лучше пешком.
И он подумал вдруг, что они никогда прежде не гуляли просто так по Ленинграду. Все годы, прожитые вместе, скользнули незаметно, в постоянной спешке и суете, а если и выбирались из дому, выкраивая свободный вечер, опять же спешили — в кино, чтобы не опоздать на сеанс, в гости, чтобы не являться последними... Редко в театр. Казалось, что так и должно, иначе не бывает, нельзя. Анатолий Модестович раньше с удивлением смотрел на супружеские пары — как правило, это были пожилые люди, — которые праздно прогуливались, смотрел и думал, что, наверное, им нечего делать. Неожиданно понял сейчас, что можно рука об руку идти по улице и молчать, но при этом испытывать удовольствие, явственно ощущая всю огромную полноту и красивость жизни. «Как мало человеку нужно, чтобы он почувствовал себя счастливым!» — подумал он, и тотчас явилось возражение: «Разве это так уж мало?..»
Людно и тесно было на Невском. В другой раз Анатолия Модестовича раздражала бы толпа и теснота, в которой приходится лавировать, чтобы не толкнуть нерасторопную медлительную старушку, не сбить с ног зазевавшегося ребенка, мамаша которого, повстречав знакомую, заболталась с нею, удерживая ее за пуговицу... Сейчас он не испытывал ни раздражения, ни неприязни к людям.
Ему было хорошо.
— Хочешь мороженое? — увидав лоточницу, спросил он.
ebooksa