Джон Картер – марсианин

Чем больше я об этом думал, тем сильнее меня охватывало возбуждение. Мои пальцы суетливо двигались, ощупывая загадочные знаки на этом клочке бумаги.

Но мне никак не удавалось в них разобраться, и я наконец понял, что это нервное состояние мешает разгадать тайну. Тогда я заставил себя водить рукой медленно и методично. Несколько раз пришлось мне обвести указательным пальцем первую из комбинаций.

Очень трудно описать словами марсианское письмо – это нечто среднее между стенографией и иероглифами. Письменный язык марсиан очень сильно отличается от разговорного. На всем Барсуме принят один разговорный язык. Все расы, все нации говорят на нем, и в настоящее время он такой же, каким был в незапамятные времена, когда человеческая жизнь только начала зарождаться на этой планете. Вместе с ростом человеческих познаний и появлением научных изобретений развивался и язык, но его структура настолько универсальна, что новые слова для выражения новых мыслей образуются сами собой. Ни одно слово не могло бы лучше объяснить вещь, чем именно то слово, которое естественно составляется из уже существующих, и поэтому, как бы далеки ни были две нации или расы, их разговорный язык всегда остается совершенно одинаковым.

Но не так обстоит дело с письмом. На Барсуме не существует двух наций, которые имели бы одинаковый письменный язык. Часто даже города одной нации пользуются различными знаками. Поэтому мне и было так трудно разгадать значение выпуклостей на бумаге. Но наконец я понял первое слово. Это было «мужайся», и оно было написано марентинскими знаками.

«Мужайся!» – то самое слово, которое прошептал мне на ухо желтый стражник, когда я стоял у ямы Изобилия! Весть была от него, и я знал, что он был мне другом!

Окрыленный надеждой, я принялся разбирать остальные слова, и наконец мои труды увенчались успехом; я прочел следующее:

«Мужайся! Следуй за веревкой!»

12. «Следуй за веревкой»

Что бы это могло означать?

«Следуй за веревкой». Какая веревка?

Я вспомнил о бечевке, которая была привязана к пакету, и ощупью снова нашел ее. Она спускалась откуда-то сверху, и, подергав ее, я понял, что она прикреплена к чему-то.

Веревка была хоть и тонкая, но прочная и, вероятно, могла выдержать вес человека. Затем я сделал другое открытие: на высоте моей головы было прикреплено еще одно письмо. Эту записку я расшифровал гораздо быстрее: у меня уже был ключ.

«Возьми веревку с собой. За узлами – опасность».

Это было все. Очевидно, вторая записка была составлена наспех и представляла, так сказать, постскриптум первой.

Теперь нельзя было тратить времени даром. Хотя значение последнего наставления «за узлами – опасность» было не совсем ясно, я видел, что передо мной путь к спасению, и чем скорее я им воспользуюсь, тем с большей вероятностью смогу завоевать свободу. Во всяком случае, трудно попасть в худшую ситуацию, чем сейчас.

Однако, прежде чем выбраться из этого проклятого колодца, я убедился, насколько мое бегство оказалось своевременным. Когда я взобрался по веревке на высоту пятидесяти футов, сверху послышался какой-то шум: крышку ямы отодвинули, и в дневном свете наверху показалось несколько желтых воинов.

Неужели я поднимаюсь только для того, чтобы попасть в новую ловушку? Неужели письма – подложные, присланные с провокационной целью? И вот в ту минуту, когда меня уже покинула всякая надежда, перед моими глазами возникла такая картина.

Во-первых, через край колодца осторожно спускали вниз огромного рычащего апта, а во-вторых, в стене было отверстие, из которого свешивалась веревка и до которого я почти добрался.

Я едва успел вползти в нору, когда апт, судорожно болтаясь на веревке, проплыл мимо. Он протянул ко мне свои огромные лапы, щелкнул челюстями, взвыл и зарычал самым страшным образом.

Теперь я увидел, что приготовил мне Салензий Олл! После мучительной пытки голодом он приказал спустить в мою темницу апта, чтобы закончить дело.