Игра в убийство. На каждом шагу констебли

22
18
20
22
24
26
28
30

Трой внимательно оглядела ее. Сидящая перед ней фигура была скорее нелепа, чем смешна. Все нескладно. Казалось, кто-то бросил в нее унылый свитер, бордовый костюм, а чуть повыше вязаную жокейскую шапочку, а они так и прилипли. У нее была странная манера выставлять зубы, растягивая рот, отчего казалось, что она то и дело усмехается. Вцепившиеся в ручку пальцы были искривлены артритом.

— Мое имя, — представилась она, — Хейзл Рикерби-Каррик. Приходская старая дева. А вас как зовут?

— Аллейн.

— Миссис?

— Да. — И, минуту помедлив, добавила, поскольку этого, очевидно, от нее ждали: — Агата.

— Странно, — недовольно сказала мисс Рикерби-Каррик. — А я решила, что вы К. Дж. З. Андропулос, каюта 7.

— Каюта действительно была заказана кем-то по фамилии Андропулос, но в последнюю минуту заказ отменили. Это произошло только сегодня утром. Я тут случайно оказалась… по делу, увидела объявление и почему-то вдруг решила взять билет, — сказала Трой.

— Вот оно что? Занятно. — Они помолчали. — Стало быть, едем вместе? В странствие по реке, — заключила мисс Рикерби-Каррик цитатой из брошюрки.

— Вы едете на «Зодиаке»? Да, мы будем вместе, — сказала Трой, надеясь, что ее слова звучат достаточно дружелюбно.

Мисс Рикерби-Каррик прищурила глаза, выставила зубы и заметила, что им, наверное, предстоит весьма приятный вояж. Некоторое время она разглядывала Трой, а потом снова начала писать.

По булыжной мостовой подъехала блестящая машина и остановилась чуть поодаль. Из машины вышел шофер в форменной одежде; подойдя к причалу, он надменно осмотрелся, вернулся, что-то сказал в заднее окошко невидимому пассажиру и снова уселся за руль.

«Я прихожу в ужас, — писала в тетради мисс Рикерби-Каррик, — когда задумываюсь о мотивах, побуждающих меня действовать. Вот пример. В моем кругу (конечно, весьма узком) меня считают очень милой и доброй особой, которая всегда готова всем помочь. Мне это очень нравится. Люди приходят ко мне с горем. Бросаются мне на шею и плачут. И я так довольна! Я на редкость хорошо умею быть хорошей. Уверена, что они рассказывают друг другу, какая я хорошая. «Хей Рикерби-Каррик, — говорят они, — такая хорошая». И я вправду такая. Я делаю все, чтобы поддержать свою репутацию. Я иду на жертвы, самоотверженно веду себя в автобусах, стоймя стою в метро и уступаю место в очередях. Я навещаю престарелых, утешаю обремененных горем, и если им это не нравится, это уж их печаль. Сама поражаюсь, до чего я хорошая. О горе, горе, горе мне».

На раскрытую страницу упали две капли. Мисс Рикерби-Каррик громко шмыгнула носом.

«И вот так целых пять дней? — ужаснулась про себя Трой. — Она, наверно, ненормальная. Господи, да у нее насморк».

— Простите, — сказала мисс Рикерби-Каррик, — у бедя дебольшой дасборк. — Слегка приоткрыв рот, она издала какой-то хлюпающий звук.

Трой попыталась вспомнить, нет ли дневного поезда в Лондон.

— Вас, вероятно, интересует, — сдавленным голосом произнесла мисс Рикерби-Каррик, — почему это я сижу на чемодане и пишу? Дело в том, что в последнее время я начала вести дневник.

— Да что вы? — жалобно сказала Трой.

К причалу приближался симпатичный на вид человек в старомодном костюме из твида и матерчатой кепке. На плече у него, кроме рюкзака, висел квадратный ящик на лямке, а в руке он нес что-то завернутое в брезент. Трой решила, что эта штука напоминает изуродованную теннисную ракетку. Увидев женщин, он снял кепку и так и не надел ее обратно. Он был рыжеват, конопат, с голубыми глазами — один из них чуть косил, что отнюдь не портило его лица, на котором застыла выжидательная улыбка.

— Доброе утро, — сказал он. — Мы, вероятно, попутчики?