— Значит, вы счастливее остальных.
— Я гадаю о другом. Чем занимается этот Аллейн, какую пирамиду выстраивает он из всей этой мешанины фактов и фактиков, к каким чудовищным выводам приходит? Я слышала, сотрудники Ярда никогда не ошибаются в своих заключениях. Вы верите в это?
— Все мои знания в этом вопросе основаны только на детективной литературе.
— Как, впрочем, и мои. — Розамунда тихо засмеялась и снова передернула плечами. — А вот теперь эти люди из Ярда предстали перед нами, что называется, во плоти. Чего стоит этот Аллейн, его изысканные манеры, его голос и все остальное. Аристократ, да и только. Он угрожал мне с таким haute noblesse [6], что я чувствовала себя почти польщенной. О боже, бедный, бедный Чарльз!
Найджел молчал, и она продолжила:
— Неделю назад, да что там неделю — всего три дня… Боже мой, всего три дня! Я почти серьезно мечтала, чтобы он умер. Представляете… какой ужас!
— О чем это вы? — нарушил молчание Найджел и тут же поправил себя: — Нет-нет, не надо рассказывать, если не уверены, что хотите этого.
— Я расскажу вам, все расскажу. Ведь вы же не детектив, которого я боюсь.
— А почему бы вам не пойти к нему и не объясниться?
— Что? Это означало бы предать себя!
— Я вас что-то не понимаю. Почему вы не хотите рассказать Аллейну, что вы делали там, наверху? Ничего не может быть опаснее вашего молчания.
— Предположим, я скажу, что была в комнате Чарльза.
— Что?.. И зачем?
— Сюда кто-то идет, — быстро произнесла она.
Действительно, за деревьями послышались легкие шаги. Розамунда встала как раз в тот момент, когда из-за поворота появилась Марджори Уайлд. Она была в черном пальто, с непокрытой головой. Увидев их, Марджори резко остановилась.
— О, привет, — сказала она. — Я не знала, что вы здесь. Тебе уже лучше, Розамунда?
— Да, спасибо, — ответила Розамунда, глядя на нее.
Воцарилось тягостное молчание. Неожиданно Марджори попросила у Найджела сигарету.
— А мы тут так мило болтали, и все насчет убийства, — сказала Розамунда. — Присоединяйся к нам. Как по-твоему, кто это сделал?
Глаза Марджори расширились, полураскрытые губы обнажили ряд стиснутых зубов. Голос ее, обычно довольно пронзительный, приобрел наконец нормальное звучание.