Ее лицо искривилось в гримасе.
— Не цепляйся к мелочам, лучше подумай о главном.
— Я всегда так делаю. И в этот раз поступаю точно так же.
В этот момент из кухни вышла официантка. Она увидела меня, увидела Нигли, признала в ней ту самую женщину, которую видела прежде; увидела, что мы не катаемся по полу, пытаясь вцепиться в глаза друг другу, и чувство ее вины передо мной мгновенно испарилось. Она наполнила мою кофейную чашку. Нигли заказала чай «Липтон» для завтрака и попросила, чтобы подали кипяток. Мы сидели молча, дожидаясь выполнения заказа. Когда официантка снова оставила нас наедине, Нигли сказала:
— Шеф Деверо — очень красивая женщина.
— Согласен, — подтвердил я.
— Ты уже спал с нею?
— Разумеется, нет.
— Но намерен?
— Допустим, я могу об этом помечтать. Надежда умирает последней, верно?
— Нет. С ней что-то не так.
— Что, например?
— Ее ничем не пронять. У нее три нераскрытых убийства, а пульс как у медведя во время зимней спячки.
— Она служила в военной полиции Корпуса морской пехоты. И всю свою жизнь копалась в той же выгребной яме, что и мы. Тебя волновала бы смерть трех человек?
— У меня уже выработалось профессиональное волнение.
— Она считает, что это дело рук кого-то из Келхэма. А следовательно, это не попадает под ее юрисдикцию. И следовательно, у нее нет роли в этом спектакле. А поэтому она и не может проявлять профессионального волнения.
— Как бы там ни было, но атмосфера нехорошая. Больше мне сказать нечего. Верь мне.
— Не волнуйся.
— Когда я упомянула твое имя, она посмотрела на меня так, будто ты должен ей деньги.
— Не должен.