— Если им удастся найти каску достаточно большого размера.
— И очки ночного видения.
— Может, еще капюшон, который надевают при обезвреживании неразорвавшихся бомб, — сказал я.
Я посчитал, что капюшон, который надевают при обезвреживании неразорвавшихся бомб, был бы более всего кстати. Но это было не совсем то заявление, которое хотел бы услышать будущий рекрут.
Я глотнул чаю.
— А вы смотрите телевизор? — спросил мальчик.
— Нечасто, — ответил я. — А что?
— У них есть выгодные программы, — сказал он. — А получается это так: они втискивают передачу, которая рассчитана на час, в сорок с лишним минут. На этом они наживаются.
— Ты думаешь, что я сейчас делаю что-то похожее?
— Да нет, я говорю то, что думаю.
— Так кто, по-твоему, убил твою сестру?
Мальчик отхлебнул чаю, сделал серьезный вдох, после чего начал говорить, что он думает об этом и о том, о чем его никогда не спрашивали. Все это извергалось из него быстро, последовательно, с чувством, и было ясно видно, что все сказанное им тщательно обдумано.
— Поймите, — говорил он, — ей перерезали горло; значит, нам нужно подумать о том, кого тренируют делать подобные дела, или о том, кто уже обучен такому, или о тех и о других.
— Ну и кто же отвечает этим требованиям? — спросил я.
— Солдаты, — ответил он. — Особенно те, которые здесь. И бывшие солдаты. Форт-Келхэм — это же место для подготовки парней, выполняющих особые задания. Они знают, как это делается. И охотники. Да и большинство людей в городе, если говорить по-честному. В том числе и я.
— Ты? Ты что, тоже охотник?
— Нет, но я же должен питаться. Люди держат свиней.
— И?..
— Вы что, думаете, свиньи кончают жизнь самоубийством? Мы перерезаем им глотки.