Да, я не должна была этого делать.
Но я сделала это уже во второй раз, противореча приказу корпорации.
Я не понимаю, не понимаю… не понимаю, что со мной происходит. Только что я сидела в привычном кругу ребят из группы «Торнадо», но вот спустя мгновение, ощущая прохладный корпус оружия в руках, я будто вновь оказалась на страницах блокнота Евы Финч.
Я путаю реальность с вымыслом, сон с реальностью… или сознание Евы во что бы то ни стало пытается возродиться из пепла, достучаться до истоков разума, свести меня с ума…
Плотно зажмуриваю глаза до появления бесконечных белых фигур, изгибающихся зигзагов и искрящихся точек. С силой сжимаю блокнот в руках и, громко выдыхая, вновь погружаюсь в неровные страницы дневника незнакомой мне девушки с одним единственным намерением — отыскать вразумительные ответы на огромное множество вопросов, ежедневно вспыхивающих в сознании.
День двадцать первый
Изо дня в день я ловлю себя на мысли, что до безумия, до чертиков, до изнеможения хочу домой.
Такое бывает, когда ты долгое время находишься там, где не хочешь находиться. К примеру, школа, ненавистная работа или день рождения, где ты не знаешь никого кроме именинника, ведь пригласили тебя туда лишь из вежливости.
Но каждый раз меня словно обдают ледяной водой, когда я осознаю, что ни у кого из нас больше нет дома. Его попросту не стало. Он исчез, испарился, как и вся наша прошлая жизнь.
Я так отчаянно хочу прийти в родные безопасные стены, заварить чашечку кофе с двумя ложками сахара, включить бесполезные новости по телевизору для общего фона и приступить к повторению прошедшей лекции, чтобы не облажаться на следующем занятии.
Нет, я хочу облажаться на очередном занятии или завалить решающий тест по анатомии, опозориться на глазах всего курса, прийти в университет без бюстгальтера, криво накрасить губы, задевая помадой кончик зуба — все, что угодно, лишь бы изо дня в день не просыпаться в эту кошмарную атмосферу.
А самое ужасное даже не то, что я и понятия не имею, что произошло с мамой и где она находится в данный момент, а то, как я попрощалась с ней в последний раз. В тот самый раз перед тем, как обрушились небеса и на землю вступил сам дьявол во плоти в виде ужасающего вируса, жаждущего напрочь уничтожить непокорных людишек.
Я была чертовски зла на нее.
Я была настолько зла, что сбежала из дома к подруге, прихватив с собой лишь телефон, пару тетрадей по латыни и учебник анатомии. Лесли тогда сказала мне, что я поступила правильно и что мама не имеет никакого права вмешиваться в личную жизнь своей совершеннолетней дочери.
«Пусть продолжает менять подгузники Иззи и переживать о цвете их содержимого, но никак ни о том, кого тебе любить», — проворчала она тогда, раздраженно закатив глаза.
В какой-то степени подруга была права. Мама слишком испугалась того, что меня отчислят из университета, когда узнают о связи с одним из преподавателей.
«Ты хочешь потерять все, к чему мы так упорно шли? Тебе не нужно образование? Ты хоть знаешь, скольких они отсеяли, чтобы взять тебя на это место?!» — кричала она изо дня в день мне в лицо.
Нет, моя мама замечательная женщина, мать, жена… но что касается моего образования — ей каждый раз будто сносит крышу. Наверное, все потому, что в молодости она так мечтала попасть в имперский колледж Лондона, но так и не прошла вступительные испытания целых три раза. Поэтому, как только я появилась на свет, мама приняла твердое решение — ее дочь должна обучаться в этом престижном университете при любом раскладе.
И я была осведомлена об этом еще лежа в подгузнике на пеленальном столике.
Но ведь ирония судьбы — чертовски коварная штука. По-другому и не назовешь тот факт, что меня угораздило по уши влюбиться в неприступного и чертовски привлекательного преподавателя анатомии. Думаю, не стоит описывать то, с каким нетерпением и трепетом я ждала занятий с ним, как зубрила все учебники по его дисциплине и как упорно готовилась к каждой лекции, чтобы блеснуть умом и хоть как-то привлечь его внимание.
Каждый раз, когда его ледяной взгляд касался моего лица, шеи и плавно скользил по рукам — мои легкие впивались в ребра, во рту пересыхало, а в ладонях скапливался пот, который тут же отпечатывался на белоснежных страницах. Каждый раз пока я, стоя за недоступной трибуной, скрывающей дрожащие коленки, вещала про очередной доклад, сделанный наспех с утра пораньше который даже не входил в перечень домашнего задания — он, не отрываясь, продолжал сжигать меня своим взглядом прозрачно-серых глаз.