— Предлагаю на Маленьком озерке встречаться, — быстро выпалила Женька. — Там кругом лес, и озерских нет почти никого. К тому же до школы недалеко.
— Отлично! — Максим уже что-то прикидывал в уме. — У тебя велик есть?
— Есть. Правда, старый.
— Плевать. На ходу? Если нет — починим.
— Ой! — обрадовалась девчонка. — Вот было бы хорошо.
— Починим, починим, — обнадежил Макс. — И это… запомни. На людях держимся по отдельности. Чтоб никто ничего не заподозрил!
— Само собой! — Женька сверкнула глазами.
Злые слезы ее давно уже высохли, а в сердце зародилась надежда. Да что там надежда — уверенность! Да и Максиму снова захотелось жить.
— Значит, с кем пил, ты не помнишь? Хорошо, тогда скажи — что пил?
Алтуфьев снова допрашивал конюха. Пока в качестве подозреваемого, а уже скоро нужно будет предъявлять обвинение. А на основании чего? Что потом в обвинительном заключении писать?
Хорошо хоть экспертиза все подтверждала. Пальчики-то на статуэтке — Шалькина! Значит, он и убил, больше некому.
Однако начальство сразу спросит про свидетельскую базу. Ведь не в космосе этот чертов конюх жил, и не в космосе все происходило, где из свидетелей разве что Белка со Стрелкой да еще куча инопланетян, про которых Володя читал в фантастических книжках. Очень он подобное чтение уважал.
Но Озерск — не космос… отнюдь. Обязательно кто-то что-то видел — хотя бы как, когда и в каком состоянии конюх на работу пришел. Ну и, может быть, видели и того, кто принес злосчастную четверть? Бутыль изрядная, такую точно бы заметили.
— Так это… самогон пил… Один… Потом пришли… ну, эти… я уж и не вспомню…
— Один? Целую четверть?
— Дак там на донышке было…
— «На донышке-е» — передразнил следователь. — А кто ее принес, четверть-то твою?
— Так это… я и принес. Привез. Вот на Пегасе и привез, в телеге, да… Положил в телегу, на солому, и привез. А чего добру пропадать?
Невысокий, коренастенький, крепкий, с круглым добродушным лицом, обрамленным рыжеватой бородкой, Федор Иванович Шалькин производил самое благоприятное впечатление. И это — несмотря на стойкий запах ядреного перегара!
Одет хоть и бедновато, но чистенько — застиранная гимнастерка, такие же брюки-галифе, сапоги, однако же, дорогие — яловые. В руках подозреваемый мял серую кепочку, все остальные вещи перед посадкой в камеру были у него изъяты. Ремень, трофейные швейцарские часы с треснутым стеклышком, перочинный ножик.