Как только метрдотель отошел от стола, сенатор спросил:
— Что это за история с вашим братом? Что же такое он наделал, боже мой!
Инглиш поднял на него удивленный взгляд.
— Вот уже несколько месяцев Рой жил на нервах. Я предупреждал его, что он слишком много работает. Его нервы не выдержали напряжения, и он избрал легкий путь.
Сенатор что-то проворчал, его лицо покраснело.
— Говорите другому эти глупости, — сказал он, не повышая голоса. — Рой никогда в жизни не работал ни одного дня. Говорят о шантаже…
Инглиш пожал плечами и проговорил безразличным тоном:
— Нужно было ожидать подобного от этого канкана. Слишком много людей будут в восторге устроить скандал. Рой покончил с собой потому, что у него были неприятности в делах, вот и все.
— В самом деле? — спросил сенатор, наклоняясь вперед, насмешливо глядя на Инглиша. — Я слышал, что он заставил одну женщину «петь» и что у него должны были отнять лицензию. Это правда?
— Совершенно верно, но никто не сумеет этого утверждать, если не захочет быть привлеченным мною к ответственности за клевету.
Бомонт откинулся назад. В его взгляде было восхищение.
— Да, это так, — сказал он.
Инглиш утвердительно кивнул.
— Это комиссар полиции начал следствие. Я с ним говорил. Он не пойдет дальше. Не беспокойтесь об этом, Гарри.
Официант принес бифштекс. Бомонт подождал, пока он отошел, и продолжал:
— Может быть, мне и нечего опасаться, но вам есть чего. Это может взорвать все дело с госпиталем.
Инглиш атаковал свой бифштекс и поднял глаза:
— Что заставляет вас так говорить? Если типы из комиссии воображают, что могут повредить мне, то ошибаются.
— Послушайте, Ник, нужно быть благоразумным, — проговорил сенатор с беспокойным видом. — Вам не удастся так просто выкрутиться. Пошли всякие неприятные слухи, а вы знаете, какие они там, в комиссии. Если я им скажу, что вы хотите назвать госпиталь своим именем, то они пойдут в атаку.
— Тогда подождите того времени, когда все это дело будет закончено, и тогда предложите им это. Через несколько недель все будет забыто.