Юноша нехотя обернулся.
– Может, тебе за сектантами гоняться? Увидев такую рожу, они вмиг разбегутся.
– Или на горбе покатаешь.
– Если в мозг не вбить, что это единственный выход, – постучав себя по лбу, пояснил мужчина.
– А почему этот культ был так распространен?
– Вкратце, на маленькие поселения нападали воины, захватывали и убивали половину населения. Вот в этом и есть суть распространения. Люди тогда были другими. Что для нас сейчас недопустимо, то для них в порядке вещей. В этом есть неоспоримый плюс развития – мы с вами не занимаемся каннибализмом или ритуальными умерщвлениями людей. Я еще раз повторяю, все это – пережитки прошлого…
* * *
От воспоминаний мужчину отвлек непонятный скрежет и он, сонно зевнув, поднялся на ноги. Тщедушие его голоса раздразнило подвальную сырость:
– Когда все это было? – звукам предшествовал хлопок в глубине горла. – Я почти забыл. Ты тоже? Нет, конечно. Странное воспоминание.
Это был неприятный внешне человек.
Ему слегка перевалило за тридцать, о чем свидетельствовали пролегшие у глаз морщинки. Высокий, но нескладный как подросток, с сальными темными волосами до плеч. Голос, мелодичностью напоминавший поток реки, стремительно бегущий между высокими недоступными скалами, слишком часто для того, чтобы быть приятным, срывался на повизгивающий шепот. Глаза, нос и губы близко посажены, отчего лицо, кажется уменьшили и наспех прилепили. Единственное неопровержимое достоинство внешности – цвета чистейшего серебра глаза. И насколько было чистым это серебро, настолько и неясным взгляд его выражающий.
Он ходил по кругу, возвращаясь к одним и тем же мыслям, каждый раз доходя до отправной точки. Постоянно. Темнота подвала не допускала до своих тайн свет, пожирая на самых подступах.
– Нужно идти, – обратился мужчина то ли к самому себе, то ли еще к кому-то. – Отец скоро вернется.
Получив ответ, он, прекрасно ориентируясь в темноте, обогнул скелеты труб и подошел к ржавой подвальной двери, ведущей на выход.
Темнота была частым спутником, но в отличие от этой, к темноте в сознании человек не прислушивался.
Долго еще в пустом подвале можно было расслышать его шаги, пока он поднимался по старой железной лестнице наверх, а потом шел по коридору. Эти звуки смешивались со звуками внизу, с другими шагами, и в сыром мрачном подвале тишина не наступала никогда.
* * *
Первого сентября Матвей проснулся в семь утра.
На улице с улыбками на лицах возвращались в свою тюрьму школьники.
Они не могли ответить, в какой точно момент школа убила их желание учится, в какой обесценила въевшееся в мозг правило об уважение к старшим, и в какой – научила так искусно притворяться занятым обучением и внимательно слушающим, тогда как мысли либо летали где-то совсем далеко, либо даже не появлялись в голове.