Замок поддался почти сразу, за спиной в восхищении вздохнул Илька, спросил:
– А меня научишь?
– Научу. – Софья выглянула в коридор, прислушалась к царящей в доме тишине, а потом велела: – Илька, запрись и до утра никого не впускай.
– Сама-то что станешь делать? – спросила Евдокия, оказавшись рядом с Софьей в темном коридоре. Каменные стены для нее не были помехой.
– Не знаю еще. – Она и в самом деле не знала, не сомневалась лишь в одном – этой ночью обязательно произойдет что-то страшное, и Соня не станет сидеть взаперти, когда помощь ее может понадобиться в любой момент. – Пойду пока к себе комнату. Вы же присмотрите за мальчиком?
– Об этом не волнуйся. – Евдокия кивнула. – Только гляди, сама на рожон не лезь. Я тебе ничем не помогу, не сумею, а Дмитрий себе не простит, если с тобой что-то случится.
Не собиралась она лезть на рожон, но и оставаться в стороне тоже не собиралась, поэтому просто кивнула и на прощанье махнула Евдокии рукой.
– Я здесь, поблизости, – сказала шепотом и юркнула в свою комнату.
Потянулись долгие часы ожидания. Или Софье просто казалось, что часы, а на самом деле минуты? Дом погрузился в тишину, и в тишине этой каждый шорох, каждый скрип заставлял настороженно вздрагивать. Софья курсировала от двери к окну, всматривалась в залитую лунным светом громаду восточной башни, пыталась угадать, где сейчас Дмитрий, все ли с ним хорошо. Когда по замку прокатился женский крик, нервы ее были уже на пределе, и она сама едва не закричала от неожиданности, но быстро взяла себя в руки, выбежала в коридор.
Кричала пани Вершинская, крик ее мгновение вибрировал на самой высокой ноте, а потом оборвался. И наступившей следом тишины Софья испугалась едва ли не сильнее. Сначала Мари, теперь пани Вершинская…
По коридору она кралась на цыпочках, лишь смутно понимая, в какую сторону следует идти. Кажется, крик доносился со стороны кабинета, но уверенности в этом не было никакой. Дом затаился, занавесился сотканной из темноты кисеей.
– Пани Вершинская! – позвала Софья шепотом, боясь возвысить голос до крика, боясь напугать дом и его обитателей еще больше. – Где вы?
Позади в коридоре послышались тяжелые шаги, по чуть шаркающей походке она узнала капитана Пономаренко.
– Кто-то кричал? – спросил он сиплым спросонья голосом.
Ответить Софья не успела, дверь, ведущая в кабинет Злотникова, беззвучно открылась, в коридор выплеснулся оранжевый свет свечи, а следом, пошатываясь, вышла Эмма Витольдовна. И руки, и лицо ее были перепачканы в крови. Она прижалась спиной к стене, посмотрела на Софью блуждающим взглядом, произнесла громким шепотом:
– Я принесла ему чаю. Он всегда пьет чай перед тем, как лечь спать. Такая традиция у нас… у него была такая традиция. И я подумала, что сегодня ему обязательно нужен чай…
– Пани Вершинская, что с вашими руками? – спросила Софья также шепотом.
– …Я постучалась, а он все не открывал. – Вопрос ее так и остался без ответа. – Свет в кабинете горел, и я подумала, что можно войти. Знаете, он ведь мог уснуть прямо за столом. Такое уже бывало. А это так неудобно, потом шея болит и спина. Он сам мне жаловался… – Она говорила и окровавленными руками сжимала свои бледные щеки.
– Останьтесь с ней, я посмотрю. – Капитан Пономаренко отодвинул Софью в сторону и решительно вошел в кабинет.
Софья шагнула следом. Не могла она остаться.