– Вот. – Софья протянула ему нож с костяной рукоятью, клинок которого был сделан из того же самого металла, что и его браслет. – Только обещай, – попросила она требовательно, – обещай, что не пойдешь на него один. Нужна облава, понимаешь? Самый опытный из всех нас Кайсы. Он единственный охотник. Обещай, что отдашь нож ему. Не нужно идти на эту тварь в одиночку.
Дмитрий пообещал. Он бы что угодно пообещал, только бы она успокоилась, только бы не смотрела на него с таким страхом, и она поверила, отдала нож. Человека, наблюдающего за ними, прячась в тени замка, ни один из них не заметил…
Вечер в замке прошел в атмосфере на удивление спокойной. После подписания бумаг по Чернокаменскому Злотников, маскируя досаду гостеприимством, предложил фон Рихтеру отметить знаменательное событие за ужином. К столу вышли все, кто оказался на тот момент в замке, а значит, все без исключения. Вот только беседа не клеилась. Злотников выглядел мрачным и сосредоточенным, Мари не замечала ничего, кроме бокала с шампанским, даже майстера Шварца, который сидел за столом этакой черной вороной, к еде не притрагивался, но за гостями следил зорко. Август Адамович тоже пил, но, в отличие от Мари, налегал на вино. Пани Вершинская, бледная и собранная, бросала многозначительные взгляды на Злотникова, нервно теребила салфетку да то и дело шикала на прислугу. Капитан привычно дремал над почти полной тарелкой. Или делал вид, что дремлет. К спиртному он не притрагивался, пил исключительно воду. Веселился искренне, от души, один лишь профессор. Впрочем, повод для веселья у него был весьма уважительный: не каждый день удается сорвать такой куш.
Когда ужин закончился, гости разбрелись каждый по своим комнатам. Август Адамович, пошатываясь, притворяясь пьяным, направился к парадной двери, до маяка ему было удобнее добираться по суше. Дмитрий, торопливо попрощавшись с Софьей, но все же успевший поцеловать ее украдкой, вышел из замка через черный ход, по извивающейся среди сосен дорожке сбежал к пристани. Он собирался обогнуть остров по воде и выйти возле маяка, там встретиться с мастером Бергом и с ним, теперь по суше, вернуться обратно к замку, чтобы залечь на ночь в засаде. Сумерки уже успели сгуститься, поэтому он сначала услышал голоса и лишь потом заметил два силуэта – крупный мужской и хрупкий женский. Злотникова он узнал сразу, а вот в женщине сначала по ошибке заподозрил Мари и лишь через мгновение понял, что этот осипший от страсти голос принадлежит пани Вершинской.
– Серж, прошу вас!
О чем она просила, нет, умоляла Злотникова? Дмитрий отступил в сень деревьев, прислушался.
– Хватит! – В голосе Злотникова звенело раздражение.
– Но ведь вчера… вчера вы говорили совсем другие слова.
– Вчера я был пьян. Считайте, что у меня случилось помрачение рассудка. – Раздражение сменилось издевкой. – Или вы, пани Эмма, и в самом деле думаете, что я мог увлечься вами? Вами! Идите уже займитесь делом, слуги вконец распоясались…
Что ответила экономка, Дмитрий не услышал, как ни прислушивался. Кажется, ему почудился всхлип, но представить чопорную пани Вершинскую плачущей не получалось. Да и драма эта его не касалась, его ждала охота, и в жилах от нетерпения вскипала кровь.
От предстоящей ночи Софья не ждала ничего хорошего, сердце было не на месте из-за Дмитрия, но просить Евдокию, чтобы та снова за ним присмотрела, Соня не стала, боялась за Ильку. Мальчик не понимал, что происходит в стенах замка, но боялся, даже днем отпускал от себя Софью с неохотой. Что уж говорить про ночь? Успокоить и утешить его могла лишь Евдокия, да и защитить, если уж на то пошло, тоже. Сейчас реальную опасность для Ильки представляла албасты, хотя мастер Берг и уверял, что запретил той трогать мальчика. Верил ли он сам в то, что говорил? Софья сомневалась, потому что помнила встречу с албасты, помнила стылый ее, совершенно нечеловеческий взгляд. Не знала Соня лишь одного, того, что этой ночью албасты найдет себе другую забаву…
Отчаянный женский крик раздался на рассвете, придремавшая у окна Софья вскинулась, замотала головой, прогоняя сон. Кричала Мари, но крик ее на сей раз доносился не из дома, а со двора, со стороны восточной башни. А в одном из узких окон башни, рядом с дремлющими горгульями, Софья увидела белый женский силуэт. Мари стояла на самом краю бездны и кричала так истошно, что от крика ее в жилах стыла кровь. Все, что случилось потом, заняло доли секунды, но Софье показалось, что прошла целая вечность. Взмахнув руками, Мари сорвалась вниз, прямо на черные камни. Должна была упасть в воду, но озеро вдруг отступило, откатилось от берега пенной волной, оскалилось валунами. Софья зажмурилась, но замешательство ее длилось недолго. Набросив на плечи шаль, она выбежала из комнаты.
К лежащему на влажных камнях телу она подбежала не первой, здесь собрались все обитатели замка. Рядом с Мари на коленях стоял майстер Шварц, прижимался ухом к бездыханной груди. Вид у него был сосредоточенный, будто бы он ставил один из своих алхимических экспериментов. Прихрамывая сильнее обычного, из замка вышел капитан Пономаренко. Следом выбежала Раиса, растрепанная, простоволосая. Волосы ее были заплетены в толстую косу, и, как успела заметить Софья, коса эта оказалась сухая, а на ногах няньки болтались растоптанные домашние туфли. Пани Вершинская на фоне всеобщей суматохи казалась верхом элегантности, полностью одетая, с волосами, тщательно уложенными, она решительным шагом подошла к лежащей Мари, присела рядом с алхимиком, спросила что-то вполголоса. Тот кивнул в ответ, выпрямился, отошел от тела.
– Ей уже не помочь, – сказал лишенным эмоций голосом.
– Что случилось?! – последним у башни появился Злотников, шагнул к мертвой жене, замер на месте. – Лицо его не выражало ничего, кроме крайней степени раздражения. – Майстер Шварц, я спрашиваю, что случилось с моей женой?
– Я не знаю. – Алхимик посмотрел на хозяина поместья тяжелым взглядом, погладил свой медальон. – Я занимался в лаборатории, когда услышал голоса. Мне показалось, что Мари с кем-то разговаривает, с какой-то женщиной. Она называла эту женщину Айви и умоляла оставить ее в покое. Но, уверяю вас, кроме меня и Мари в башне не было ни единой живой души.
Ни единой живой души… По ногам потянуло холодом, и Софья стремительно обернулась. Албасты сидела на краю колодца, костяным гребнем расчесывала белые волосы. Завидев Софью, она улыбнулась ей почти по-приятельски, махнула рукой и птицей взмыла в воздух, зависнув прямо перед распахнутым настежь окном башни. Кажется, никто, кроме Софьи, ее не видел. Да и Софья видела всего лишь мгновение, пока серая фигура не растворилась в предрассветном тумане. Обернувшийся, словно на зов, Злотников только туман и увидел. От стоял, сжимая и разжимая кулаки, а потом сказал четко, по слогам:
– Это был несчастный случай. Мари оступилась, сорвалась вниз. Вам ясно?! – Он обернулся к застывшим в растерянности людям, посмотрел требовательно. – И ничего иного я слышать не желаю! А если узнаю, что кто-то из вас позорит мое доброе имя… – Он не договорил, скрипнул зубами от ярости и, обращаясь теперь только к пани Вершинской, велел: – Распорядитесь, чтобы тут… прибрали, – а сам, не оглядываясь, зашагал прочь от башни и от своей мертвой жены…
Страшная ночь незаметно перетекла в не менее страшное, одновременно скорбное и суетливое утро. Дмитрий и Август Адамович, вернувшиеся на рассвете в замок, сообщили, что, по словам Кайсы, в городе на сей раз обошлось без смертей. Означать это могло лишь одно: этой ночью оборотень не покидал остров. Софья рассказала им об албасты. Рассказ ее произвел на мастера Берга странное впечатление. Он сначала застыл как вкопанный, а потом на лице его отразилась целая гамма чувств: от радости до боли и ненависти. Руки его, сжатые в кулаки, дрожали, а на лбу выступили бисеринки пота.
– Она сдержала обещание, – сказал он и улыбнулся своей особенной, с сумасшедшинкой, улыбкой.