– Беги! – заорал Август что есть мочи и добавил: – И ничего не бойся!
Она послушалась, сорвалась с места, едва не налетела на безучастного к происходящему Всеволода и бросилась по темным ходам подземелья. Пусть уж лучше так. Там, в темноте, ей сейчас безопаснее, чем здесь. А ему бы продержаться, выстоять против молодого и злого. Ничего, есть еще и у него силы, остались кое-какие заемные, серебром подаренные.
Они боролись долго. Берг держал крепко, не позволял Сироткиному сыну поднять ружье, нажать на курок. У него получалось, он так увлекся этой борьбой, что не сразу почувствовал, как острое жало ножа по самую рукоять вошло под ребра. В глазах потемнело, ноги предательски подкосились, но врага своего Август держал крепко и на каменный пол упал вместе с ним, подминая под себя, давая Анюте еще несколько драгоценных мгновений форы…
Дом опустел, точно вымер. Разбежались слуги, гости, что крысы, попрятались по своим норам. Матрене Павловне было тошно. Так тошно, что не спасала вишневая наливка, совсем не спасала. Уплыл с острова Туманов со своей девкой. Куда-то подевался Севочка с дружком Подольским. Прятался по закоулкам от гнева Матрены Павловны Викеша. Исчез Серж, наверное, съехал. Тепереча, когда нет в живых его любезной маменьки и нелюбезного отчима, на наследство паршивцу рассчитывать нечего. Как, однако, хорошо все устроилось! Вот уже из наследников остались лишь они с баронессой. А там, глядишь, еще какой несчастный случай – лестницы-то в замке крутые! – и не станет у Матрены Павловны никаких соперников, ни с кем не придется делиться. Вот как бы Наташеньке все правильно объяснить? Как бы уговорить кровиночку?
Дочка заперлась в своей комнате и не желала открывать дверь. Даже разговаривать с родной матерью не хотела! Сначала Матрена Павловна злилась, а потом, когда на смену злости пришло привычное ее здравомыслие, разволновалась не на шутку, закричала в голос, заколотила кулаками в дверь. На шум прибежал лишь Викеша, глянул на запертую дверь, все понял правильно, даже лицом побледнел. Неужто тоже испугался за Наташеньку?
Ломиком Викеша орудовал плохо, силенок не хватало. Оттого и провозились они с ним долго, а когда дверь наконец открыли, оказалось, что в комнате никого нет. Сначала у Матрены Павловны чуть сердце не остановилось со страху. А ну как с любимой доченькой случилось то же, что и с Катькой! Но нет, везде порядок, туфелек Наташиных нет, и платье ее любимое, самое нарядное исчезло. Сбежала! От родной матери сбежала, негодница!
И Викеша все понял, кинулся по коридору к спальне Сержа, заколотил в двери. Да только Матрена Павловна уже знала правду: сбежала Наташка не одна, а с этим ублюдочным, пошла супротив материнской воли!
– Что же это, Матрена Павловна? – спросил Викеша таким голосом, каким раньше никогда с ней не разговаривал. – Куда подевалась Наталья Петровна?
– Сбегла, – сказала она устало и, придерживаясь за стены, побрела прочь. Кажется, в столовой еще оставалась наливочка.
– Как это сбегла?! – Викеша не отставал, семенил следом. – Значит, надо немедленно погоню снарядить, найти ее.
– Тебе надо, ты и снаряжай, а меня оставь в покое!
Накатила вдруг злость, и сразу как-то полегчало, отлегло от сердца. Может, и не сбежала Наташка. А если и сбежала, то образумится и домой вернется. Она же еще дите неразумное, она без мамки раньше и шагу ступить не умела. Все они, ее дети, были беспомощными, точно щенки. Куда им без нее?! Где-то на первом этаже хлопнула входная дверь, и они с Викешей наперегонки бросились вниз.
Они держались за руки, и на руках этих были кольца. Обручальные кольца! Дешевые, на дорогие-то у ублюдка небось денег не нашлось. Денег не хватило, зато ума хватило понять, что один-единственный у него теперь шанс остаться на плаву – стать ее, Матрены Павловны, зятем. И стал! Добился своего, вон как смотрит победно! Глазищами своими наглыми зыркает. Тепереча станет величать ее уже не тетушкой, а матушкой… От мыслей этих Матрену Павловну аж передернуло, померкла вся радость от того, что дочка нашлась живой и невредимой.
– Маменька, – сказала Наташка и носом шмыгнула совсем по-детски, – ты только не злись, не кричи на нас с Сереженькой! Мы любим друг друга и жизни друг без друга не мыслим! – Она бросила полный торжества взгляд на опешившего Викешу и добавила многозначительно: – Я теперь ему отдана, и душой, и телом. Вот!
И душой, и телом! Дура несмышленая! Да когда та любовь случиться-то успела? Ясное дело, что Сереженьке нужно! Не душа Наташкина и даже не тело, а наследство!
– Опротестовать! Отменить венчание! Кто вообще посмел без вашего благословения? – Густой Викешин бас сорвался на визг. – Матрена Павловна, сделайте же что-нибудь! Примите меры! Вы же знаете, я на все пойду, чтобы добиться своего. – Визг упал до шепота. – Вспомните наш разговор, если вдруг забыли. Я ведь не шутил тогда. И сейчас не шучу. Я все расскажу, все узнают о вашем…
– Замолчи! – закричала Матрена Павловна так, что Наташка испуганно вздрогнула, прижалась к своему Сереженьке. – Вон пошли все! Видеть вас не хочу! Ишь, один пугать меня удумал, вторая замуж за кобеля безродного выскочила! Потаскуха! Рассказать хочешь, Викеша, дружочек мой ненаглядный?! А и расскажи, удерживать тебя не стану!
С тихим скрипом, больше похожим на стон, распахнулась входная дверь, впуская в дом Всеволода. Слава богу, хоть с этим все в порядке! Но одного лишь взгляда хватило, чтобы понять – не в порядке, ох не в порядке! С сыночком ее любимым приключилось что-то страшное. А иначе с чего бы ему улыбаться этакой безумной улыбкой, с чего бы размазывать по грязному лицу слюни и сопли?..
– Севочка… – К сыночку своему Матрена Павловна подходила осторожно, словно к дикому животному, не решалась даже дотронуться, всматривалась в пустые, бессмысленные глаза и не видела в них ничего, кроме своего испуганного отражения. – Да что же с тобой, Севочка?..
Анна бежала так быстро, как только могла, как позволяла царящая в подземелье темнота. Она не видела ни зги, не привыкали глаза. Приходилось двигаться на ощупь, вытянув перед собой руки, то и дело натыкаясь на влажные стены, в кровь обрывая ногти. Где-то далеко слышались звуки борьбы, и Анна чувствовала себя предательницей. Нельзя так! Не по-человечески это!