– Не надо приносить, я спущусь на кухню. – Не хотелось ей этим вечером оставаться одной. Пусть уж лучше на кухне с Клавдией.
Когда за Клавдией закрылась дверь, Анна переоделась, еще влажные волосы заплела в косу, накинула на плечи любимую шаль. Из своей комнаты она вышла с высоко поднятой головой, словно бы кому-то было до нее дело…
На широком кухонном столе ее уже ждала большая кружка молока и тарелка с блинами. В фарфоровой масленке таял кусок масла. Рядом стояла розетка с медом. Жизнь определенно налаживалась.
Есть в одиночестве не хотелось, и Клавдия без лишних слов разделила с Анной ужин. Она ела неспешно, намазывала сложенный «конвертиком» блин маслом, а сверху поливала медом и довольно щурилась, откусывая кусочек. И без того румяные щеки ее делались еще ярче. Когда блинов на тарелке почти не осталось, она посмотрела на Анну заговорщицки и сказала:
– А не хотите наливочки? Чудесная у меня есть наливочка! Для сугреву и успокоения нервов.
Согреться Анна уже давно согрелась, а нервы…
– А пожалуй, и хочу! – сказала и рукой махнула этак ухарски. – Исключительно для успокоения нервов!
Наливочка оказалась сладкой и на первый взгляд совсем нехмельной. Только на первый взгляд. После третьей рюмки Анна поняла, что жизнь и в самом деле налаживается, что нет в ее нынешнем положении ничего особо постыдного, такого, с чем она бы не смогла справиться. Она так и сказала Клавдии:
– Я со всем разберусь.
– А чего тут разбираться? – Клавдия подперла румяную щеку кулаком, смотрела на Анну по-матерински ласково. – Девке плохо, когда у нее ни одного ухажера. Вот это, я вам скажу, беда. А когда их аж два, так радоваться нужно.
– Уже ни одного. – Удивительно, но факт этот Анну больше не волновал. – Я теперь сама по себе!
– Глупости говорите, барыня! – Клавдия кулачок от щеки убрала и погрозила Анне пальцем: – Ладно, Мишка Подольский – кавалер сомнительный, я б такого родной дочке не пожелала, но вот господин Туманов! – Она принялась загибать пальцы. – Интересный, обходительный, самостоятельный, при деньгах. И видно, что об вас печется, все время спрашивает, где Анна Федоровна, да куда Анна Федоровна пошла. Колечко вон какое красивое вам подарил. Сразу видно, что у человека сурьезные намерения.
Анна невесело усмехнулась. С рассуждениями Клавдии она была не согласна, но спорить не хотелось, уж больно вечер получился славный. Вот только что-то из сказанного за столом ее то ли насторожило, то ли просто удивило, но коварная наливка не позволяла понять, что же это было. Зато наливка придала решительности:
– Скажи-ка мне, Клавдия, а правда, что в городе меня считают самозванкой? – спросила Анна шепотом.
Прежде чем ответить, Клавдия разгладила скатерть, передвинула с места на место масленку, а потом сказала:
– Считают.
Сердце екнуло. Не ожидала Анна такого поворота. Даже не подозревала, что может с таким столкнуться.
– Считают те, кто вашу матушку в глаза не видел. – Клавдия оставила в покое и скатерть, и масленку. – А кто Айви знал, у того сомнений нет, что вы ее дочка.
– Разве я на нее похожа? – Сколько Анна ни смотрела на портрет мамы, сходства с собой не находила. Мама была красавицей, а она сама родилась с внешностью самой заурядной.
– Похожи, – сказала Клавдия уверенно. – Конечно, не волосами и не цветом глаз. Я таких глаз, как у Айви, вообще ни у кого не видела, но фамильное сходство имеется, в том ни у одного разумного человека сомнений быть не должно. Вам бы Августа Берга порасспрашивать. Тот с родителями вашими был очень близок, особливо с отцом. Говорят, он уже подтвердил, что вы, еще младенчиком будучи, каким-то чудом выжили, спаслись от ирода Злотникова.