– Примите мои соболезнования, Агата Дмитриевна. – Клим, минуя Матрену Павловну, подошел к баронессе, коснулся губами затянутой в перчатку руки.
– Благодарю. – Голос ее был тихим, с хрипотцой, которая свойственна бывалым курильщикам. Но отчего-то Анна была уверена, что баронесса фон Дорф не курит.
– Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Он и в самом деле хотел помочь или всего лишь следовал этикету? Анна не знала, а баронесса улыбнулась, покачала головой.
– Того, кто помогал мне во всем и всегда, больше нет. – Синие глаза в прорезях маски оставались сухими, но в хриплом голосе драматизма и чувств было куда больше, чем в голосе Коти Кутасовой. – Но если потребуется, я к вам непременно обращусь, мой мальчик. – Рука, затянутая в перчатку, ласково коснулась вихров Туманова. – У вас волосы старика, – сказала она так тихо, что расслышали ее только Туманов и Анна.
– Это у меня с рождения. – Он улыбнулся так, словно бы ему было неловко. – Иногда мне даже кажется, что я родился уже стариком.
Шутил он или говорил правду, Анна не сумела понять, но баронесса посмотрела на него очень внимательно, словно бы пыталась увидеть что-то, скрытое от посторонних глаз.
– Хотела спросить, – сказала она и посмотрела в сгущающиеся за окном сумерки, – вы ведь видели того несчастного на берегу?
Обращалась она исключительно к Туманову, на Анну не обращала никакого внимания. Пора бы привыкнуть, что для обитателей этого дома она – никто, пустое место. Да вот что-то не получается привыкнуть.
– Мы видели. – Туманов взял Анну за руку, словно почуял, что она хочет сбежать.
– И что вы видели? – В голосе баронессы прорезались странные, хищные какие-то нотки. – С тем человеком поступили так же, как с господином Шульцем? На него напал зверь?
– Я не знаю ни одного зверя, способного сотворить подобное. – Туманов покачал головой, а руку Анны сжал еще крепче.
– И что это был за человек? – спросил юноша с волосами цвета спелой пшеницы и с выражением пресыщенности на красивом лице. – Его опознали?
– Боюсь, что нет.
– Уже опознали!
В гостиную широким шагом вошел поверенный Матрены Павловны. Анна все никак не могла привыкнуть, что при столь тщедушном телосложении человек может разговаривать таким густым басом. Поверенный замер, заложив правую руку за борт давно вышедшего из моды сюртука.
– Говори уже, Викеша! Не томи! – велела Матрена Павловна. – Кто это?
– Некто Гордей Терехин, рабочий с железоделательного завода. Три дня как находился в бегах.
– Отчего же в бегах? – спросил Август Берг, и Анна только сейчас заметила, что он тоже здесь. Он сидел, развалясь, в глубоком кресле и выглядел уже изрядно выпившим.
– По пьяной лавочке забил до смерти свою беременную жену, а как протрезвел и понял, что натворил, так дом поджег и сбежал. Да только, как видно, недалеко сбежал. Об том, что с ним сделали, в обществе милых дам я даже рассказывать не стану. Уж насколько у меня крепкие нервы, а и то, признаюсь, почувствовал некоторую неловкость. – Он приосанился, бросил быстрый взгляд на Натали. Только та, вместо того чтобы с замиранием сердца слушать его страшный рассказ, не сводила влюбленных глаз с красавца блондина. И влюбленность эта явно пришлась не по душе ни поверенному, ни его хозяйке.