«Народ – дитя, он не повинен в происходящем… он введен в заблуждение врагами России», – не раз говорила Елизавета Федоровна сестрам обители.
Большевики арестовали настоятельницу Марфо-Мариинской обители в апреле 1918 года, на третий день после Пасхи, и дали всего полчаса на сборы. Елизавете Федоровне разрешили взять с собой двух сестер – с ней в Сибирь поехали Варвара Яковлева и Екатерина Янышева. Великую княгиню повезли в арестантском вагоне сначала в Пермь, затем в Екатеринбург, где в то время содержалась под арестом царская семья.
В Екатеринбурге Елизавету Федоровну поместили в одной гостинице с другими арестантами из дома Романовых: здесь находились великий князь Сергей Михайлович (младший сын великого князя Михаила Николаевича, брата императора Александра II) со своим секретарем Федором Михайловичем Ремезом, три сына великого князя Константина Константиновича («Константиновичи») – Иоанн, Константин и Игорь и князь Владимир Палей, сын великого князя Павла Александровича от второго брака. Елизавета Федоровна просила разрешить ей свидание с младшей сестрой, императрицей Александрой Федоровной, но в этом ей было категорически отказано.
Находившихся в Екатеринбурге членов царского дома (кроме самой царской семьи) вскоре переправили в заштатный город Алапаевск Верхотурского уезда Пермской губернии. Келейниц великой княгини отправили обратно в Екатеринбург и предложили им идти на свободу. Однако обе сестры умоляли вернуть их к настоятельнице. Чекисты вернули в Алапаевск инокиню Варвару.
В ночь на 18 июля 1918 года по приказу из Кремля большевики сбросили всех семерых арестованных в заброшенную шахту глубиной около шестидесяти метров. Великая княгиня умерла не сразу – из шахты еще долго слышалось пение молитвы «Спаси, Господи, люди Твоя…» и Херувимской.
В октябре 1918 года, когда Белая армия заняла Екатеринбург и Алапаевск, по приказу Колчака началось расследование убийства Алапаевских узников. Тела погибших были извлечены из шахты и положены в гробы для отправки в Пекинскую духовную миссию.
Великую княгиню Елизавету Федоровну нашли на месте казни с иконой Спасителя на груди. На оборотной стороне иконы можно было прочесть полустертую надпись: «Вербная Суббота 13 апреля 1891 года». Это была дата перехода Елизаветы Федоровны в Православие. Рядом с великой княгиней лежал князь Иоанн с перевязанной головой – сама смертельно раненная, Елизавета Федоровна в полном мраке сделала ему перевязку, употребив для этого свой апостольник.
Почти месяц тела Алапаевских узников везли через всю Сибирь в Харбин. Встречавшие печальный груз стали свидетелями чуда: тело великой княгини Елизаветы Федоровны оказалось нетленным, ее гроб был наполнен благоуханным миром.
«Великая княгиня лежала как живая и совсем не изменилась с того дня, как я, перед отъездом в Пекин, прощался с нею в Москве, только на одной стороне лица был большой кровоподтек от удара при падении в шахту», – свидетельствовал последний императорский посланник в Китае князь Николай Александрович Кудашев.
Мощи преподобномучениц великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары упокоились в храме святой Марии Магдалины в Иеру салиме.
Елизавета Федоровна предчувствовала, что навсегда прощается с сестрами Марфо-Мариинской обители, и утешала их при расставании: «Не плачьте, на том свете увидимся». Она думала не о себе, а о том, как сохранить главное дело жизни, Марфо-Мариинскую обитель, и знала, кому можно его доверить.
«Просите Патриарха Тихона „цыпляточек“ взять под свое крылышко, – писала великая княгиня в Москву по дороге в Сибирь. – Устройте его в моей средней комнате. Мою келью – для исповеди, и большая – для приема…»
В 1992 году Архиерейским Собором Русской Православной Церкви великая княгиня Елизавета и сестра Варвара причислены к лику святых и включены в Собор новомучеников и исповедников Российских (ранее, в 1981 году, они были канонизированы Русской Православной Церковью Заграницей).
Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея Руси (1865-1925)
Умереть нынче немудрено. Нынче труднее научиться, как жить.
Утром 3 ноября 1917 года группа священнослужителей во главе с Тихоном, митрополитом Московским и Коломенским, отправилась осмотреть святыни Кремля после артобстрела.
Всю неделю в Москве шли бои, и наиболее ожесточенные – на территории Кремля, где юнкера и офицеры до последнего оказывали сопротивление отрядам большевиков. Накануне в штаб Военно-революционного комитета ходила депутация от Всероссийского Поместного Собора с петицией не допустить штурма Кремля – кто бы ни победил, потомки не простят разрушения дорогих для всей России святынь. Гуманный порыв едва не закончился солдатским самосудом.
«Тут солдаты, которые нас обступили и начали грубо кричать: „Зачем пришли сюда? Что вам нужно?“ – Даже иной кричит: „Эти черти и с крестом! Но чего тут: бей их! Ишь пришли!“ – Другие кричат: „Идите к юнкерам, а здесь вам делать нечего!“ Но благоразумные одержали верх, не дали нас даже ничем ударить, а обступили и дерзко и оскорбительно начали разговаривать с архиереем и священниками», – вспоминает участник депутации, крестьянин из Олонецкой губернии Юдин.
Вот и теперь солдаты, охранявшие Никольские ворота Кремля, ружьями преградили священникам путь, стали требовать каких-то особых пропусков с печатями революционного комитета. «Давай пропустим, потом расстреляем», – почти весело предложил один из охранников. На Спасских воротах солдаты оказались более сговорчивыми и пропустили духовенство в Кремль. Владыка Тихон – степенный, невозмутимый, в любых ситуациях сохранявший спокойствие, – сразу же повел делегацию к Успенскому собору.
После ночного штурма Кремль было не узнать: по всей территории лежали груды битого кирпича и стекол, громоздились ящики с патронами, на мостовой виднелись лужи непросохшей крови. Время от времени слышались одиночные выстрелы: добивали спрятавшихся в подвалах юнкеров и офицеров. Над Кремлем на осеннем ветру победно развевался красный флаг.
ebooksa