Она ответила, что почти все номера были оборудованы душевой кабиной, но в некоторых все же установили ванну, поскольку среди постояльцев встречались и те, кто предпочитал именно такой вариант.
– Я как раз из таких, – улыбнулся он.
Нрава он был легкого и обладал общительным характером, поэтому не испытывал смущения, когда разговаривал с людьми, которых видел впервые в жизни.
– Желаете и завтрак тоже? – спросила женщина.
– Нет, спасибо. Завтрак… не понадобится.
– Замечательно.
Администратор вручила ему ключ от номера, в котором имелись и душ, и ванна, и объяснила, как его найти.
– Если вам потребуется что-либо еще, обращайтесь, пожалуйста, ко мне, – заключила она.
Она была сама обходительность. И такая же блондинка, как и Данни.
Номер оказался уютным. А вот и обещанная ванна. Над раковиной висело большое зеркало, но он избегал в него смотреть. Вместо этого он опустился на кровать и взглянул на часы. Немного подождал, сам не зная чего. Потом вернулся в ванную, открыл кран, и ванна стала наполняться водой.
Он начал расстегивать рубашку.
Итальянскую.
Он всегда стремился к тому, чтобы сделать свою жизнь максимально комфортной.
52
Когда Конрауд приехал домой, стояла уже глубокая ночь, но он все же решил позвонить сестре, чтобы узнать, как у нее дела, и договориться о встрече в ближайшее время. Несмотря на поздний час, Бету его звонок не обескуражил. Конрауд рассказал ей, чем занимался в последнее время, упомянув и о своем визите к человеку с кислородной маской и о том, что тот наговорил об их отце. Бета имела право знать, что и ее имя прозвучало из его уст, поэтому Конрауд решил сообщить ей эту новость не откладывая. Он испытал большое облегчение, когда сестра отметила, что не имеет ни малейшего понятия, откуда тот человек знает ее имя. Она заверила Конрауда, что в ее детских воспоминаниях не было ни его, ни кого-либо подобного, кто приходил бы к ним в дом и мог бы ее обидеть. Не помнила Бета и никого, кто страдал бы от туберкулеза костей и хромал на одну ногу.
Конрауду удалось выскользнуть из архива в Вивильсстадире и вернуться к машине, оставаясь незамеченным. Дверь за собой он закрыл, но понимал, что первый же человек, который войдет в архив, обязательно обратит внимание на сломанный замок. Если же администрация интерната решит оповестить полицию о краже со взломом, эта новость немедленно дойдет до ушей Марты, которая не упустит сложить два и два.
Их телефонная беседа с Бетой продолжалась довольно долго. Конрауд поведал сестре, что нашел куклу в доме человека, который хранил ее много лет, а потом попытался уничтожить, бросив в огонь. Он объяснил сестре, что внутри куклы обнаружился рисунок, который намекал на то, что Нанна стала жертвой сексуального насилия, в связи с чем у Конрауда возникла мысль об эксгумации тела, но Марта ему навстречу не пошла, заявив, что не имеется конкретных доказательств, которые оправдали бы подобные меры. Бета поддержала брата, сказав, что ему придется приложить все усилия, чтобы эти доказательства отыскать, на что он ответил, что именно этим и занимается, и рассказал ей о своей находке в архиве бывшего диспансера: врач, который лечил Лютера – педофила, приходившего в дом Нанны, – являлся тем же человеком, который проводил вскрытие ее трупа.
– И что же это означает? – спросила Бета.
– Я полагаю, что Нанна была беременна. Лютер, имевший репутацию педофила, бывал у нее в доме. Видимо, он познакомился с матерью девочки, когда приходил на прием в Национальную клинику. Тогда доктор Хейльман уже уволился из Вивильсстадира и работал в клинике. Проведя вскрытие, он умолчал о беременности девочки. Интересно почему? Потому что был приятелем Лютера? Знал о его… склонности? А вернее, о том, что он извращенец?
– То есть, твоя версия состоит в следующем: Лютер надругался над девочкой, а узнав о беременности, утопил ее, чтобы скрыть следы своего преступления. Врач же помог ему выйти сухим из воды. Правильно я поняла?