Первые сведения о том, что батальон вышел в район берега и занял оборону, уже поступили к тому времени, когда командующий вызвал Артемьева.
– Поезжайте, посмотрите, как они там окапываются. И заодно уточните на местности обстановку, – сказал командующий, сердито сведя к переносице сильные, густые брови. – Район берега – еще не берег. А японцы на рассвете могут предпринять попытку прорваться именно по самому берегу. Не являйтесь с донесением, пока сами не потрогаете воду рукой, – заключил он, отпуская Артемьева.
Сделав пять километров на связном броневичке, Артемьев наткнулся на песчаные барханы, чуть не завяз и, не желая терять времени, вылез из машины и пошел пешком.
В штабе батальона не оказалось никакого начальства. Командир полка, прибывший сюда вместе с батальоном и пославший первое донесение, вновь отбыл к главным силам полка, чтобы подогнать их на марше, а комиссар полка и командир батальона ушли в роты.
В ближайшей роте Артемьев их не застал – они уже ушли оттуда. Вдвоем с командиром роты он обошел позиции – люди почти всюду уже заканчивали рытье окопов.
Перебравшись во вторую роту, Артемьев нашел там сразу и командира батальона капитана Красюка, и комиссара полка Саенко.
– Больно уж растянули нас по фронту, – тревожно, но негромко, чтоб не услышали бойцы, сказал командир батальона Красюк.
Комиссар полка Саенко ничего не ответил. Там, где работа была закончена, он то и дело спрыгивал в окопы, проверял, полного ли они профиля. Окопы были вырыты на совесть. Только в одном месте, спрыгнув, он сердито крякнул и сделал замечание Красюку.
Они все втроем уже перешли из второй роты в третью, когда прибежал посыльный с донесением, что взят пленный.
Пленный по-прежнему сидел на земле рядом с Кольцовым. Ему было страшно, потому что был страшен весь этот день, до самой ночи: Баин-Цаган утюжили русские танки. Кроме того, он боялся Кольцова. Ему казалось, что именно этому взявшему его в плен и теперь молча глядевшему на него русскому солдату поручат его расстрелять.
Его страх усиливался оттого, что во время майских боев он попросил разрешения у командира батальона и сам расстрелял из маузера двух пленных – одного русского и одного монгола. Русские, конечно, не могли этого знать, но он знал это. Знал и боялся.
Но сидевший напротив него Кольцов не только не собирался расстреливать взятого в плен японского подпоручика, а вообще не думал о нем. Кольцов был человек действия и думал сейчас о том, что, пока не поздно, надо попроситься у командира роты в новую разведку, потому что японцы вполне свободно могут выйти на поиски своего подпоручика, и тут-то их и будет удобней всего взять.
Когда Саенко и остальные подошли к пленному, Кольцов вскочил, а японец остался сидеть на земле. Кольцов бросил руки по швам, впервые за все время забыв, что он без ремня. Красюк вытянул голову, посмотрел: не ошибся ли он в темноте? Нет, не ошибся, на Кольцове действительно нет ремня. Красюк ничего не сказал, он не допускал мысли, что боец его батальона может оказаться без ремня, не имея на то какой-то еще неизвестной, но уважительной причины.
– Встать! – сказал по-японски Артемьев.
Японец, сидевший подогнув под себя ноги, мягко качнулся и без помощи рук вскочил и стал в положение «смирно». Артемьев дотронулся до плеча японца и, даже не разглядывая, на ощупь, понял, что это подпоручик: на полупогончике была одна металлическая звездочка и шершавая полоска.
– Фамилия? Какого полка? – спросил он, опуская руку.
Подпоручик молчал.
– Фамилия? Какого полка? Какой дивизии? – повторил Артемьев.
Японец молчал. Наверно, считал, что его все равно убьют, будет он отвечать или нет.
– Допросить все-таки следует, – сказал Артемьев, обращаясь к Саенко, – но мне надо возвращаться с донесением к командующему. Не взять ли его с собой?
ebooksa