Она. Это я знаю.
Он. Почему ты так сказала об этом?
Она. Как?
Он. У тебя такие глаза, словно ты упрекаешь меня, что Дик погиб, а я бежал и остался жив. Почему?
Она. Я не упрекаю. Я просто помню, что Дик и те двое других умерли, а вы спаслись.
Он. Дик и те двое сами выбрали это.
Она. Да, конечно, это не делается по приказу.
Он. Я тоже был готов тогда пойти с ними четвертым.
Она. Ты говорил мне об этом.
Он. И ты верила мне. Я знаю, верила!
Она. Когда-то верила. А сейчас нет.
Он. Почему?
Она. Когда человек так долго живет для себя, перестаешь верить, что он был готов умереть за других.
Он. И все-таки это было именно так!
Она. Не верю. Ты по-другому бы жил. И не спрашивал бы меня сейчас, как тебе поступить. Ты бы сам знал это.
Он. А я вот не знаю! Почему ты – как с ножом к горлу, чтобы я сказал: да, да, да… Почему я, в конце концов, не могу просто посидеть и помолчать здесь, хотя бы до самого отлета, раз уж ты пустила меня к себе!
Она. Я ничего от тебя не требую. Сиди и молчи. Ты даже не спросил – удобно ли мне, что ты будешь сидеть у меня до ночи?
Он. А что, у тебя кто-то появился?
Она. Я пробовала, но у меня это плохо выходит.
Он. Что?