Показалось ей, что сыро, и водой пахнет, и глухо.
«И всегда он ерунды натворит», – думала она про мужа.
Из домика вышла востроносая, страшно худая баба в белом платке, надвинутом на лоб. Баба, не здороваясь, подала ей письмо. Письмо от мужа.
«Меня неожиданно вызвали в уезд, – писал он, – для ревизии. Вернусь дня через два. Ты пока устраивайся. Прислуга нанята, все в порядке. Будешь довольна. Целую крошечные глазки и голубенькие ручки. Володя».
– Голубенькие ручки! – пробормотала она. – Вечно все перепутает!
– Значит, барин вас нанял? – спросила она востроносую бабу.
У бабы лицо было узкое, как сабля. Под глазами черно, словно углем намазано.
– Да-с. Наняли. Готовить и вообще, доить или что.
– Разве здесь есть корова? – удивилась Клавденька.
– А я почем знаю, – гордо отвечала баба. – Я только вчера пришла.
Клавденька вошла в дом. Комнаты маленькие, сырые, ветки черемухи лезли в окна, застилали свет. И сразу ее зазнобило как от простуды.
Обошла все помещение. Летом, в жару, наверное, будет хорошо, а пока и судить трудно. Мебели почти что никакой. На все три комнаты одна кровать, один диванчик, стол да три стула.
– А лампы здесь нет? – спросила Клавденька.
– Нету, – отвечала баба из кухни.
– Так как же я буду?
– А ночи теперь белые, так на что тебе свет? А хочешь, так давай денег, схожу в город за свечкой.
– Хорошо. А нельзя ли самовар поставить?
– А давай денег, так я в городе углей куплю.
Клавденька дала бабе денег, велела купить кое-что из провизии. Баба ушла, да и пропала.
Холодно, сыро, темно, скучно. Клавденька завернулась в плед и задремала. Наконец хлопнула дверь.