А Гурик подбадривал нас воинственными выкриками:
— Наддай! Наддай! Заходи с правого края, Юрка! Эх, вы...
Наконец сердце его не выдержало. Он бросил у забора свою полевую сумку, мой портфель, поплевал на ладони, примерился, с какого края лучше подступиться, и с диким криком «Держись!» ринулся к нам на помощь. К мальчишке тоже подоспели товарищи... Завязалась настоящая драка. Я видел лишь, как мелькали тонкие Лилькины ноги, обтянутые чулками в резинку, ее заляпанные грязью ботики, яркий в клетку шарф Гурика, чьи-то руки, куртки... Неизвестно, чья бы сторона осилила — может быть, и наша, а может, и нет, но в это время мимо проходил на работу дядя Дема, наш знакомый. Он остановился и растолкал мальчишек, приговаривая:
— Вот так история! Пять человек на троих! А я иду и думаю: чей там красный капор мечется? Оказывается, тут наших бьют...
— И совсем нас не били!—угрюмо сказала Лилька, прикрывая ладонью щеку. — Мы их сами били!
Она неожиданно захлюпала носом и посмотрела в сторону убежавших мальчишек.
— Я одного так подсадил, что он сразу отлетел! — начал было хвастаться Гурик, отряхивая фуражку.
— А ты поспеши-ка, герой, лучше до дому, да попроси мать, чтобы она примочку приложила к твоему носу, — насмешливо сказал дядя Дема. — Смотри, как тебе его знатно разукрасили, чуть на сторону не свернули. А насчет драки, ты действительно мастер. Все больше бочком старался...
Дядя Дема отряхнул Лильке пальто от грязи и строго-настрого приказал нам двигаться домой. Он сказал, что только-только заходил к бабушке Селивановой, у которой мы жили, и что мама уже пришла с работы из своего горзеленстроя.
Гурик ощупал свЬй нос, недовольно скосил глаза на брезентовый, шуршащий плащ дяди Демы и проворчал что-то. Я помалкивал, рассматривая порванный рукав куртки да ругал потихоньку и себя и Гурика. Ничего ведь особенного не сделал мальчишка Лильке. Ну, дернул за косичку, ну и что из того? Да я бы и сам не удержался, тоже дернул, если бы пробегал мимо какой-нибудь чужой девчонки с косичками. А вот теперь отдувайся перед мамой. А тут еще этот дождь, как нарочно сеет и сеет...
Дверь нам с Лилькой открыла бабушка Селиванова и, как только увидела, в каком виде мы явились, закачала своей белой головой с тощим узелком волос на макушке.
— Батюшки-светы! —запричитала она шепотом. — И на кого вы похожи? Оба мокрые, оба грязные!
Мы потихоньку вошли в комнату и остановились у порога. Мама в эту минуту обсыпала каким-то белым порошком свой любимый цветок — фуксию. У нас очень много цветов, но она больше всех из них любит почему-то этот. Она ухаживала за фуксией, не давала даже нам с Лилькой до нее дотронуться и в последнее время сильно огорчалась — у фуксии начали желтеть и опадать листья.
Мама услышала, что мы пришли, обернулась, обрадовалась было, но тут же нахмурилась. Положила на комод пакетик с порошком, переставила фуксию со стола на подоконник и подошла к нам. Она поглядела сначала на Лилькину щеку, потом уставилась на мой портфель, перевязанный веревочкой.
— Опять?
— Опять, — тихо повторила следом за ней Лилька, переступив с ноги на ногу. Я услышал, как в ее ботиках хлюпнула грязь. «
— Ведь только позавчера дали мне слово, что будете вести себя как следует!
У мамы задрожали щеки, и подбородок, и губы, и ресницы. Я молчал, стараясь стоять к ней боком, чтобы она, чего доброго, не заметила порванный рукав. Но тут вошла бабушка Селиванова и загородила меня собою.
— Елизавета Сергеевна, душа моя, успокойтесь, — сказала она. — Ничего страшного не случилось...
Стоя позади бабушки, я смотрел на ее сгорбленную спину, на серенькую кофточку в цветочках и думал, что из всех старух на свете она, наверное, самая добрая и умная. Бояться было уже нечего, и Лилька это быстро сообразила. Она мигом сбросила грязное пальтишко, ботики, мокрые чулки и, устроившись на сундуке, принялась растирать свои красные озябшие коленки. Я тоже сунул портфель с книгами в угол возле двери и проворно снял куртку.
ebooksa