Посторонний человек. Урод. Белый аист

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты могла бы затопить весь дом, — упрекнула она девочку, поспешно прикручивая кран.

— Могла!—весело согласилась Алька и принялась вылавливать плавающие цветные тряпочки.

В столовой также царил беспорядок: скатерть была сдернута со стола, дверцы большого дубового буфета раскрыты. На полу валялись обрезки бумаг, какие-то черепки.

Заметив в углу натянутый на большую раму холст, Кира вспомнила, как приходил однажды отец Игоря к тете Жене, и ей стало почему-то тревожно.

— Он хитрый, наш Игорь-мигорь! Выпрашивает у тети Кати в кассе билеты, а сам в театр не ходит. Опять ругался по телефону с каким-то мальчиком, будто тот не отдает ему какие-то деньги... — О чем болтала дальше Алька, Кира не слушала. От смутного подозрения у нее вдруг закружилась голова, зарябило в глазах. Билеты? Нет, Кира боялась и подумать.

— Ты что, что так странно глядишь?—спросила Алька, внезапно замолкнув. — Ты хочешь пить? Принести компоту? А, знаю... Ты хочешь уйти! Не пущу! Давай играть... — Девочка схватила Киру за подол платья и потянула ее за собой в уголок.

— Хорошо, — согласилась Кира упавшим голосом.— Будем играть. Только вначале снимем все мокрое. Переоденемся. Согласна?

Алька бросилась в соседнюю комнату, мигом вернулась, бросив перед Кирой прямо на пол цветной ворох одежды.

— Тебя Игорек любит?—неожиданно для самой себя спросила Кира девочку.

— Любит... — повторила Алька, вытягивая трубочкой губы. — Все ругается, кричит, говорит: лучше бы я насовсем пропала. Папа говорит, что наш Игорь-мигорь любит только себя, а больше никого.

— Неправда, — возразила Кира, чего-то пугаясь. — Он тебя любит. Он мне сам говорил. Он зовет тебя «козой-дерезой».

— Это папка так меня зовет, — почему-то шепотом поправила Алька. — А зачем ты все спрашиваешь и спрашиваешь? — вдруг спохватилась она и уставилась на Киру удивительно чистыми большими глазами. — Лучше давай играть. Или ты тоже меня обманешь? Да? Как наш Игорь?

Кира переодела девочку и присела с ней в угол, заваленный игрушками.

— Плохая ты хозяйка, — ласково упрекнула она. — Давай сначала приберемся у твоих кукол. Найди мне ножницы и бумагу, я тебе вырежу салфеточку на столик. Хочешь?

Запрыгав от радости, Алька мигом раздобыла ножницы. Затем порылась в большой картонной коробке, где были сложены тряпочки, и с самого дна вытащила исписанный двойной тетрадный лист.

— Правда, красиво написано? — спросила она, поглаживая бумагу ладошкой. — А я знаю, кто это писал! Знаю, это Оля писала...

Кира взглянула на протянутый Алькой лист и отпрянула. В следующее мгновение она выхватила его из рук ошеломленной девочки и, вскочив, подбежала к столу, над которым был низко спущен огромный оранжевый абажур. Голубые круглые буквы походили на крохотные бусины, нанизанные одна за другой по линейкам. Да, это был черновик Оли Реутовой...

Кира едва сдержала крик, провела влажной ладонью по лицу.

— Алька, — сказала она тихо, вспомнив о девочке. — Я не могу сейчас играть с тобой, Алька. Я приду в другой раз... Нет, Алька, обманываю. Не приду. Никогда не приду.

Кира была уже в шубке, как снаружи раздались шаги, щелкнул замок. Вошел Игорь. Довольный, сияющий, серая кубанка сдвинута на макушку. Увидев девушку, он обрадованно раскинул руки, точно собираясь ее обнять.