«О Боже, теперь легче. А еще пара минут, и мне пришлось бы завязать конец морским узлом».
Через некоторое время второй помощник сделал обычный доклад. На мостике появился Командир. Он материализовался очень тихо. Я мельком увидел его лицо в красном свете сигареты, затем призвал себя к порядку: никаких посторонних интересов, никакого отвлечения, не смотреть никуда, кроме как в назначенный мне сектор наблюдения. Моя единственная задача была: вглядываться и снова вглядываться.
«Торпедные аппараты с 1 по 4, открыть носовые крышки!»
Так что Старик собирался провести еще одну тренировку по торпедной стрельбе. Не поворачивая головы, я слышал, как старший помощник докладывал наши курсовые углы. Затем поступил доклад снизу: «Носовые крышки с 1 по 4 открыты». Старший помощник продолжал произносить свои монотонные заклинания. От Командира не было больше ни единого слова.
Горизонт становился все более различимым. Красный пожар сиял в разрыве между морем и багровым краем облака. Солнце поднялось выше. Огненные змеи света уже расползались по морю. Я только мельком взглянул на солнце и на цвет неба, потому что свет мог быть как будто специально создан для атаки неприятельского самолета. Он был уже достаточно ярким для них, чтобы они могли опознать подводную лодку по её пенному кильватерному следу, но недостаточно ярким для нас, чтобы разглядеть их быстро на фоне неба.
Печально известные морские чайки! Они действовали на нервы больше, чем что-либо еще. Одному Богу известно, сколько срочных погружений на их совести. Я был благодарен судьбе, что мне не достался сектор наблюдения навстречу восходящему солнцу.
Старший помощник продолжал выдавать приказы. «Торпедные аппараты с 1 по 4 готовы. Приготовиться к залпу аппаратам с 1 по 4, дистанция безопасности четыре-ноль-ноль, интервал восемь секунд. Курс?»
«Курс ноль-девять-ноль», — послышался голос снизу.
Море уже полностью проснулось. Короткие волны искрились в свете дня. Наш корпус блестел. Небо превратилось в оранжевое, затем в быстрой последовательности в желтое и бледно-зеленое. Синеватая дымка из наших выхлопных труб казалось сливается с розовыми тюлевыми облаками далеко по корме. Когда мой сосед повернулся ко мне, я увидел, что солнечный свет окрасил его щеки кармином.
Внезапно я увидел какие-то черные точки в волнах. Они появлялись и исчезали, появлялись и исчезали. Наблюдающий по корме с левого борта тоже увидел их.
«Дельфины!»
Они приблизились, как норовистые торпеды, по очереди взрезая водную поверхность. Один дельфин из стаи должно быть заметил нас, потому что они все направились на подлодку как по команде. Очень скоро по обоим бортам были целые дюжины дельфинов. Мелькание бледно-серого брюха, и затем перпендикулярные спинные плавники прорезывали воду, как нос судна. Без усилий они держали нашу скорость. Этим созданиям для плавания было достаточно нескольких изгибов грациозного тела. Чтобы оторваться от этого зрелища и сконцентрироваться на своем секторе, мне пришлось сделать сознательное усилие.
Короткие порывы ветра коснулись волн. Небо постепенно закрылось облаками, пока свет, казалось, не стал профильтровываться сквозь огромный лист молочного стекла. Наши лица скоро покрылись каплями брызг и движения подлодки стали более выраженными.
Дельфины неожиданно ушли в сторону.
Сменившись с вахты, я чувствовал, что мои глаза как будто выскользнули из глазниц и висели на стебельках. Двигать затекшими конечностями было настоящей мукой, когда я выбирался из моих мокрых одежд и устало шел спать.
Старшинская кают-компания была слишком теплой. Через несколько минут пот выступил у меня на лбу. Я сбросил одеяла. Свет упал на мое лицо через щель между занавеской и перегородкой. Тихая морось музыки доносилась из громкоговорителей, которые были приглушены. Из-за борта доносились беспрестанное шипение и гул моря, обтекавшего борта лодки. Иногда оно превращалось в скребущий звук, иногда в стоны, смешанные со шлепками и ударами. Корпус лодки иногда вел себя как легкая кожа барабана, иногда как пустая жестянка. Голоса в центральном посту казались бесконечно далекими.
Прошел еще час, прежде чем третья вахта спустилась вниз. В тысячный раз я уставился на шершавую поверхность фанерной панели возле моей койки.
Затем я резким движением поднялся, когда прозвучал сигнал тревоги.
Ошеломленный, я выскочил из койки еще прежде, чем мой мозг начал работать. На вахте был мичман — что могло случиться?
Я начал натягивать свои башмаки, все еще пошатываясь. Старшинская кают-компания наполнилась быстрыми движениями. Из голубой дымки, тянувшейся из камбуза, показалось лицо машиниста. С нарочитым равнодушием он спросил: «В чем дело?»