Высокий мужчина поглядел на эту жабу сверху, усмехнулся и фамильярно добавил:
– Нужно его заключить под стражу, как отсидит реколлекции, может, остынет.
И добавил на ухо Эдварду:
– Завтра его схватят, тут нечего церемонии делать, не будем повторять ламбертовских ошибок! Нужна энергия.
На этом разговор окончился, все начали расходиться, высушив до дна бутылки. В похвалу Эдварда нужно признать, что, совершив предательство, хоть из убеждения, что выполнил какой-то общественный долг, он почувствовал себя как будто отравленным. Обливал его холодный пот, начал дрожать и едва дотащился до своего жилья. Не запалив свечи, ходил он с час, натыкаясь в темноте и думая над тем, не подобает ли пойти предостеречь Кароля; но это честное решение поверг страх, как бы не раскрылось его предательство. Промучившись до белого дня, он наконец уснул с убеждением, что приложил руку к спасению общества под угрозой.
Несколько последующих дней прошли для панны Ядвиги в беспокойстве, которое должна была утаивать. Хотя Кароль жил в том же доме, повседневное оживление двора было так велико, что среди него трудно было понять, не случилось ли что на третьем этаже. Однако на следующий день вечером Кароль на минуту пришёл, но явно отвлечённый и смешанный, перед Ядвигой делал вид весёлого, и быстро исчез, словно её избегал. Назавтра в обычный час чая собрались каждодневные гости, даже Эдвард, бледный и неспокойный, только Кароля видно не было. На лицах собравшихся рисовались грусть и озабоченность, говорили о нейтральных вещах.
Физиономия и побелевшее лицо Эдварда так поразили Ядвигу, что она даже пришла спросить, не болен ли. Он пробормотал, что-то объясняя и благодаря, но глаза его имели такое дикое выражение, почти безумное, что Ядвига подумала о какой-то таинственной болезни.
Действительно, Эдвард, как человек, который первый раз в жизни совершил проступок, испытывал в совести неописуемые угрызения. Видел себя уже на улице, закиданным грязью и камнями, повешенным на фонаре, стыд обливал ему лицо, лихорадка сжигала уста, крутился, как бы желал укрыться, думая, что все на его лице читают клеймо позора.
Эдвард уже в течении нескольких часов знал, что на Кароля на улице было совершено нападение жандармов, которые его преследовали, был арестован и отвезён в цитадель. Он чувствовал себя причастным к этому, напрасно хотел перед собой оправдаться, что сделал услугу обществу, что Каролю ничуть заключение не угрожало; упрямо представлялся ему образ несчастного, увозимого в Сибирь, и себя с петелькой на фонаре. Он мучился, желая говорить, спотыкался, ходя, смеялся без причины, был бессознательным. Самое поверхностное знакомство с человеком показывало в нём неудовлетворённую совесть.
Из друзей Кароля и обычного его общества не было никого, это также поразило Ядвигу, она оглядывалась на двери с каждым их открытием, но напрасно: он не приходил! По меньшей мере половина гостей знала уже о его судьбе, никто этого грустного предмета коснуться не хотел.
Было уже около десяти, когда двери отворились и вошёл совсем незнакомый мужчина. Был это молодой человек, суровой наружности, бледного лица, грустного выражения. Представился панне Ядвиге как друг Кароля и просил её о нескольких словах разговора. Она живо побежала в другой конец зала, имея уже страшное предчувствие.
– Что вы мне скажете, пан? – спросила она.
– Прошу прощения, пани, за мою навязчивость, есть немного бумаг и несколько книжек, которые мы бы хотели перепрятать, может, вы, пани, были бы милостивы принять их на несколько дней к себе.
– Очень охотно, – отвечала Ядвига, – но пан Кароль…
– Мы надеемся, что его освободят.
– Как это? – крикнул Ядвига, ломая руки. – Он под стражей?
– Вы ничего не знаете?
– Ничего! Что же произошло?
– Жандармы схватили его на улице, отвезли в цитадель, в его доме ничего не нашли, кроме нескольких книжек, которые есть везде.
Ядвига была так взволнована, что не могла говорить, бледнела, дрожала как лист, но старалась показать себя спокойной. Эта минута только убедила её, как он был ей дорог. Она чувствовала, что этого не должна была выдавать, но одно усилие на мужество неизмерно ей стоило.