– Будьте здоровы, мне нужно возвращаться; пусть Бог сжалится над вами.
– Как это? Вы хотите оставить нас? – воскликнула, бросаясь к нему, Носкова.
– Я здесь не нужен, – ответил он, вздыхая, – пойду молиться в моём костёльчике.
– Но, брат, к чему эта спешка? – спросила торговка.
– Сегодня или завтра – всё одно; идти нужно, пусть Бог сжалится над вами.
– Не скажешь мне честно, – прервала Носкова, – пожалуй, тебя что-то отталкивает от моего дома?
Старичок задумался.
– Да, – сказал он, – меня отталкивает то, что вы держетесь с людьми, с которыми я держаться не могу. Вы – тевтонские сёстры, а я, я прошу Бога, чтобы сжалился над ними, как над вами, потому что это ни монахи, ни воины Христовы, ни дети Ваала, но разбойники и самозванцы.
Носкова вскрикнула от возмущения, а Офка отошла на несколько шагов и молчала, стоя в лучах, иногда меряя дядю гневными глазами.
– Своими глазами я смотрел на их дела, прошёл те завоёванные земли, наслушался об их жизни и делах, – говорил далее ксендз Ян, – сам Бог направлял руку Ягайлы, дабы сломил их мощь.
– Она не сломлена, – прервала яростно Офка, – нет!
– Если ещё нет, то будет, – продолжал дальше священник Ян, – когда время, которое Бог дал для преображения, используют во зло, не на искупление и покаяние за грехи. А где же их раскаяние? Где покаяние? Грешат всё больше и закапываются всё глубже и тянут за собой своих слуг. Сестра моя, – нежно сказал ксендз Ян, – одна кровь в нас обоих течёт, поэтому, хотя всех людей я одинаково люблю, но тебя больше других ближних. Сестра моя, не хочу оставлять твоего дома, чтобы тебе не сказать: Покайся и ты и преобразись, ты и твой ребёнок. Служите Христу, не крестоносцам, ибо те чертям служат, а вы с ними и ради них ту же самую службу справляете.
На минуту ксендз замолчал, а когда Носкова, ударившись в плач, не ответила, продолжал далее:
– Мать, ты плохо воспитала ребёнка, будешь иметь на совести его гибель!
Офка смело подошла на неколько шагов.
– В чём упрекаете?
– Во всяком разврате и своеволии, – отпарировал священник Ян, – ты перестала быть женщиной, стала диким животным.
Офка дерзко рассмеялась, а мать, услышав это, вскочила, гневная.
– Вы мой брат, а не по-братски выговариваете.
– Скорее по-отечески, ибо духовный; по-братски, ибо не перестал быть вашим братом, пока не потеряю надежду на преображение.