Наставники Лавкрафта ,

Мне было интересно, что он хотел сказать этим, ибо слова слетали с его губ так, словно Люк не мог удержать их в себе. Теперь я понял. Он подразумевал, что после того, как собаки не стало, он слышал те звуки реже. Возможно, вначале он думал, что это старый Бамбл воет на луну во дворе, хотя это совсем не то, не правда ли? Кроме того, Люк не знал, что я уже их слышал. Как бы то ни было, это всего лишь звуки, а они никогда еще никому не причиняли вреда. Но Люк был гораздо впечатлительнее меня. Сомнений быть не может: есть в этом месте нечто такое, чего я не могу понять. Но, когда я не понимаю, как устроены вещи, я называю это явлением и совсем не считаю, что оно непременно ведет к гибели. А Люк полагал именно так. Несомненно, все понять невозможно, об этом известно любому, кто ходил в море. Мы, например, бывало, рассуждали о природе приливных волн и не могли объяснить это природное явление. Сейчас мы объясняем их, называя подводными землетрясениями, прибегая еще к куче теорий, каждая из которых, стоит заметить, вполне может разъяснить, почему они – землетрясения – возникают. Когда-то я сам встретился с такими волнами, и тогда чернильница со стола в моей каюте полетела прямо к потолку. То же самое произошло с капитаном Леки – я полагаю, вы читали об этом в его «Морской ряби». Очень хорошо. Если бы такого рода вещи случились на берегу, в этой комнате например, нервный человек заговорил бы о духах, левитации и еще о десятках разных вещей, которые ничего не значат. И это вместо того, чтобы просто принять это как «явление», которому нет объяснений. Такова моя точка зрения о том звуке, понимаете?

Но где доказательства, что Люк убил свою жену? Никому не стал бы говорить об этом, кроме вас. В конце концов, это могло быть простым совпадением, что бедная миссис Пратт неожиданно умерла в своей постели через несколько дней после того, как я рассказал ту историю за ужином. Она ведь была не единственной, кто умер таким образом. Люк посоветовался с врачом из ближайшего прихода, и они пришли к выводу, что супруга умерла от некой проблемы с сердцем. Почему бы и нет? Такое происходит достаточно часто.

Правда, был еще половник… Я никому никогда об этом не рассказывал, но я нашел его в шкафу в их спальне. Это был, кстати, новый и небольшой половничек, изготовленный из белой жести, не касавшийся огня более чем раз или два; и был на дне того половника расплавленный и застывший свинец, серого цвета, с характерным шлаком на поверхности оплавленного металла. Но это ничего не доказывает. Сельский врач, как правило, мастеровитый человек, который самостоятельно обеспечивает себя всем необходимым, и поэтому у Люка могла быть дюжина причин для того, чтобы расплавить небольшое количество свинца в половнике. Например, он увлекался рыбной ловлей, поэтому, вполне возможно, изготовил грузило и установил на ночь удочку с приманкой; а может быть, грузило потребовалось для маятника часов, стоящих в зале, или чего-то еще в этом духе. Но все равно, когда я нашел половник, меня охватило чувство сомнения, поскольку это выглядело очень похоже на то, что я описывал обоим Праттам, рассказывая ту историю. Понимаете? Увиденное так неприятно подействовало на меня, что я выкинул прочь обнаруженный предмет; сейчас он, должно быть, покоится в миле от косы на дне морском, где непременно проржавеет так, что никто не признает, если когда-нибудь его и выбросит приливом на берег.

Видите ли, Люк, должно быть, купил черпачок в деревне какое-то время назад, ибо тот же продавец и сегодня торгует точно такой же утварью. Я полагаю, их используют в кулинарии. Как бы то ни было, совершенно ни к чему, чтобы какая-нибудь любопытная горничная нашла эту вещицу, лежащую без дела, с застывшими остатками свинца внутри, и начала гадать, что это такое, или, что еще хуже, разыскала бы и расспросила ту самую служанку (она вышла замуж за сына водопроводчика и обитала в той же деревне), которая слышала историю, что я рассказал тем вечером за ужином. Она, возможно, запомнила ее хорошо.

Вы понимаете меня, не так ли? Теперь, раз уж Люк Пратт мертв, похоронен и мирно покоится подле своей супруги, под надгробным камнем честного человека, мне не следует сотрясать воздух, чтобы не навредить его светлой памяти. Оба – супруг и супруга, а также их сын мертвы. Достаточно хлопот было с кончиной самого Люка.

«Почему?» – спросите вы. Однажды утром его нашли мертвым на пляже. Коронер провел следствие. Были обнаружены некие отметины на горле, но никаких следов ограбления. «Смерть наступила от воздействия рук или зубов неизвестного человека или животного», – гласил вердикт. Половина коллегии склонялась к мысли, что это была большая собака. Она повалила Люка на землю и задушила, проломив трахею, хотя кожа в районе горла не была прокушена. Никто не знал, когда он ушел из дома и где был в то время. Доктора обнаружили лежащим на спине неподалеку от отметки высокого прилива. Рядом лежала старая картонная коробка для шляп, принадлежавшая его жене. Коробка была открыта. Крышка лежала подле. Должно быть, в этой коробке он нес домой череп – тот выкатился из нее и лежал у головы мертвеца. Врачи, видно, любят собирать подобные вещи. То был замечательный череп: небольшого размера, правильной формы, исключительно белый и с прекрасными зубами. Ну, или точнее будет сказать, что верхняя челюсть была с идеальными зубами, а вот нижней вовсе не было, когда я впервые увидел его.

Да, я обнаружил его здесь, когда приехал. Понимаете, череп был идеально белый и отполированный. Такие штуки часто хранят под стеклянным колпаком. Хозяева дома не знали, откуда он взялся. Не знали и что с ним следует делать, поэтому поместили обратно в коробку для шляпок и водрузили на полку шкафа в спальне. Конечно же, они показали мне череп, когда я вступил во владение домом. Меня также сводили вниз на пляж, чтобы показать, где обнаружили Люка. Старый рыбак описал, каким образом лежал и покойник, и череп подле него. Однако не смог объяснить, как череп закатился вверх по отлогому песчаному берегу и оказался рядом с головой Люка, вместо того чтобы сползти вниз, ближе к ногам покойника. Тогда мне это не показалось особенно странным, но затем я часто размышлял: там действительно достаточно крутой наклон. Если желаете, я отведу вас завтра туда – я соорудил нечто вроде памятника из камней на том самом месте.

Когда Люк упал или его опрокинули – никому доподлинно не известно, как оно было на самом деле, – коробка ударилась о песок, отчего крышка слетела, череп вылетел наружу и должен был покатиться вниз по склону. Но этого не произошло. Черепушка лежала совсем близко к голове Люка – буквально лицом к лицу – и почти касалась ее. Как я уже сказал, это не поразило меня своей странностью, когда я слушал старика. Но позднее я не переставая думал об этом: вновь и вновь, до тех пор, пока полная картина увиденного не стала представать передо мной, когда я закрывал глаза. И тогда я спрашивал себя: «Ну почему эта чертовщина поползла вверх, а не скатилась вниз? Почему она остановилась не где-нибудь, а напротив головы Люка, вместо того чтобы остановиться, например, в метре от него?»

Вы, естественно, захотите узнать, к какому же выводу я пришел, не так ли? В любом случае, я не смог придумать ничего такого, что помогло бы объяснить, как череп покатился наверх. Но спустя некоторое время мне пришло в голову нечто такое, что заставило меня чувствовать себя совершенно некомфортно.

Право, я не имею в виду ничего сверхъестественного! Возможно, здесь замешаны потусторонние силы, а быть может, нет. Если даже так, то я не склонен верить, что духи могут серьезно навредить живым людям, разве что напугать их. Что касается меня, то я охотнее столкнусь с любым призраком, чем с туманом в канале, когда он наполнен кораблями. Нет уж, увольте! Меня беспокоила всего-навсего нелепая мысль. И я не могу сказать ни как она зародилась, ни как развивалась, пока не превратилась в уверенность.

Однажды вечером, сидя за скучной книгой и покуривая трубку, я думал о Люке и его несчастной супруге, как вдруг мне в голову пришла мысль о том, что, возможно, череп принадлежит миссис Пратт. С тех пор я так и не сумел отделаться от этой мысли. Вы мне скажете, что в этом нет здравого смысла, как нет и сомнений, что миссис Пратт была похоронена согласно христианским традициям и сейчас мирно покоится на кладбище при церкви, где ее тело предали земле. И уж совсем чудовищно полагать, что муж сохранил для себя череп миссис Пратт и держал его в коробке для шляпок в своей спальне. Тем не менее, наперекор рассудку, здравому смыслу и вероятности, я убежден, что Люк поступил именно так. Врачам присущи всяческие чудачества, от которых людей вроде вас и меня бросает в дрожь, ибо эти вещи кажутся недопустимыми, не поддаются логике и разуму.

Далее. Видите ли, если это и правда был череп миссис Пратт (ах, несчастная женщина!), то объяснить его наличие у Люка можно только тем, что именно он и убил ее… Причем тем способом, который описывается в истории о женщине, убивавшей своих мужей. Он, конечно, мог опасаться, что однажды проведут экспертизу и его выведут на чистую воду. Понимаете, ведь это тоже упоминалось в моей истории; это на самом деле произошло примерно пятьдесят или шестьдесят лет назад. Выкопали три черепа; в каждом из них нашли маленькие кусочки свинца. Собственно, это и привело к тому, что убийцу повесили. Я уверен, Люк помнил об этом. И мне даже не хочется знать, что он сделал, когда это всплыло у него в памяти. Мне всегда претили всякого рода ужасы, и я не могу себе представить, чтобы вы придерживались обратного взгляда, не так ли? Нет. Если бы это было так, то, возможно, вы смогли бы дополнить историю.

Все это, должно быть, выглядело зловеще, правда? Ужасно, но мне все видится так отчетливо, как, скорее всего, оно и произошло на самом деле. Думается, Люк отделил голову за ночь до погребения, уже после того, как крышка гроба была закрыта, а прислуга спала. Готов биться об заклад: забрав голову, он что-то подложил вместо нее и накрыл саваном, чтобы все выглядело как прежде. Как вы считаете, что он положил под кусок полотна?

Не удивлюсь, если вы поймаете меня на слове и упрекнете за то, что говорю. Ведь сначала я заявил: не желаю знать, что произошло, и ненавижу думать об ужасах; а теперь описываю все так, словно видел это собственными глазами. Я уверен, что на место головы убийца положил сумку с рукоделием. Я хорошо помню эту сумку, поскольку миссис Пратт доставала ее каждый вечер. Она сделана из коричневого флиса, эта сумка… а по размеру походила на… Вы и сами, должно быть, уже поняли. Ну вот, я опять за старое! Вы, возможно, посмеетесь надо мной, но вы не живете здесь в полном одиночестве, где все и произошло… Да и не рассказывали Люку эту историю про расплавленный свинец. Я не подвержен панике, но должен сказать, что временами начинаю понимать, почему некоторые люди поддаются ей. Когда я один, то заново проживаю все это – во сне и наяву, а когда та штука кричит… Честно говоря, мне этот звук нравится еще меньше вашего, хотя я и должен бы уже привыкнуть к нему.

Мне не следует нервничать. Я ходил на кораблях, населенных духами. Одним из них был «Матрос на мачте», и две трети команды умерли от западной лихорадки в течение десяти дней после того, как мы бросили якорь. Но со мной все было в порядке – и тогда, и после. Мне тоже довелось полюбоваться на безобразные зрелища – так же, как и вам, и вообще каждому из нас. Но ничто не будоражило мое сознание так, как это.

Понимаете ли, я пытался избавиться от этой штуковины, но ей это сильно не по душе. Она хочет быть на своем месте – в шляпной коробке миссис Пратт, в шкафу, в ее спальне. В другом месте она находиться не желает. Откуда мне это известно? Я пытался! Вы же не думаете, что я ничего не предпринимал, не так ли? Пока череп находится на «своем» месте, он порой кричит… И в основном именно в это время года. Но, если я выношу его из дома, он неистовствует всю ночь. Тогда никто из слуг не остается здесь ночевать. И без того меня часто покидали, и тогда мне приходилось справляться своими силами по полмесяца кряду. Нынче никто из деревни не остался бы и на одну ночь под этой крышей. Продать дом или передать его в другие руки – все бесполезно. А старухи в округе говорят: я плохо кончу, если здесь останусь.

Но я не боюсь. Вас забавляет сама идея, что кто-то может всерьез относиться к подобному вздору? Вполне вероятно. Это совершенно очевидный вздор, согласен с вами. Разве я не сказал вам, когда вы вскочили с места и начали пугливо озираться, готовясь увидеть призрака за спиной, что это всего-навсего шум?

Возможно, я полностью ошибаюсь насчет черепа. Сам я, по крайней мере, стараюсь придерживаться этой мысли… когда могу. Это может быть просто добротный экземпляр, который Люк где-то раздобыл. А то, что перекатывается внутри, стоит только слегка его встряхнуть, – не более чем галька, или кусочки глины, или бог знает что еще. Ведь у черепа, пролежавшего долгое время в земле, естественно, может быть внутри нечто, производящее подобный звук, не так ли? Я никогда не пробовал вытащить, что бы там ни скрывалось. Есть опасение, что там может оказаться свинец, понимаете ли? А если так, то я предпочту остаться в неведении, ибо лучше уж до конца не быть уверенным. Если же и в самом деле там находится свинец, это означает, что я причастен к преступлению… Ровно в той мере, как если бы я собственноручно умертвил несчастную. Любому это покажется очевидным, думается мне. А пока мне ничего доподлинно не известно, я нахожу утешение в том, что говорю: это курьезный вздор; миссис Пратт умерла естественной смертью, а Люк заимел белоснежный череп, когда еще учился в Лондоне. Мне бы следовало покинуть этот дом… если бы я был уверен в достаточной степени. Как бы там ни было, спать в комнате, где стоит зловещий шкаф, мне не стоит и пытаться.

Вы спросите, почему бы мне не забросить череп в пруд. О, пожалуйста, не называйте это «адским пугалом» – оно не любит, когда его обзывают.

Вот – опять! О боже, ну и вопль! А я говорил вам! Вы что-то бледны, друг мой. Набейте свою трубку, подвиньте стул ближе к огню и выпейте еще. Старый добрый джин еще никому не навредил. Я видел, как один голландец с Явы поутру осушил полбутылки Хюльсткампа, не моргнув и глазом. Сам я не пью, потому что спиртное плохо уживается с моим ревматизмом. Вы не мучаетесь ревматическими болями, поэтому вам спиртное не навредит. Кроме того, на дворе промозглая ночь. Ветер вновь завывает и скоро сменится на юго-западный; вы слышите скрежет окон? Морская волна, должно быть, тоже изменила свое направление, следуя за печальными стонами.