Пляска Бледных

— Почему вы называете её моей матерью? — спросил юношу

— А кто ж она тебе ещё? — отвечала Францисса. — Приютила, накормила, выходила. В тебе даже течёт её кровь. Не всякая, что рожает, достойна звания матери. Мать — это, прежде всего, та, кто заботится о тебе. Она заботилась. И о тебе, и об остальных.

— В приюте мне только тебя не хватало, — между тем продолжила Татьяна. — Но квартиру я тебе дам, с документами помогу, не потеряешься. Ты молодец, что пришёл к нам. Отдохни, посиди с нами, — она пододвинула миску с бутербродами, — расскажи о себе, о своих страхах и помыслах, о думах про жизнь. Мы готовы слушать.

Орне благодарно кивнул, принимая угощения. Только сейчас он понял, насколько проголодался.

Женщины смотрели на него. Скучающая Принцесса — улыбалась, Сестра Францисса — курила, отведя взгляд, склонив голову.

К тому времени утро уже успело смениться днём, а день — уступал место сумеркам, и над рекою таял закат алого солнца, окрашивая воды в золотой багрянец. Ни ветра, ни шума, лишь тихие мерные воды спокойной реки, что некогда обнимала своими рукавами весь Харьков, а теперь — где ещё жива, где — стала сточной канавой, а где и вовсе усохла.

Много, много потрясений пережил этот великий город за те несколько столетий, что существует. Встречал под своими сводами и друзей и врагов, знал набеги захватчиков и радость спасения. Был предан огням и переживал засухи. Слышал громы войны, впитал кровь детей — а всё равно жив, всё равно стоит, и всё помнит, до последней капли, до предсмертного хрипа, от мала до велика — каждая душа, принятая им, нашла в нём свой отпечаток. Оставила свой след. Ничья душа не забыта. Харьков помнит всех.

Действие тридцать шестое. Эпитафия к новой войне

Места действия: Квартира Оксаны на Сумской; Площадь Свободы Действующие лица: Гертра Оксана Дарина Сильфа

Дарина резко села на постели, открыла глаза, шумно глотая ртом воздух.

Перед мысленным взором всё ещё стояла огромная раскрытая пасть и пылающие очи за ней.

Лоб покрылся испариной, тело бросало в дрожь.

Обняла себя, поёжилась от холода. Впилась ногтями в оголённые плечи: больно. Проступила кровь: нет, не спала.

Дрожащими руками она потянулась к подоконнику, нащупала там пачку сигарет. Никак не могла взять: пальцы сводило морозом.

Гул в голове. Как раньше, на той проклятой квартире, зачем она только вернулась туда.

Темно. Гардины закрыты. Не разобрать, то ли ночь, то ли уже утро. Оксана спит рядом, укрывшись полотенцем, подобрав ноги.

«Стоп, — осекла себя девушка, — какая Оксана. — Я же давно проснулась, уже должен быть день».

Темно. Слишком темно.

Пропали звуки. Тело сковало холодом. Проклятая пачка никак не хочет открываться. Отбросила её в дальний угол кровати, к стене. Потянулась рукой к окну, через боль, через силу.

Губы пересохли. В ушах — нарастающий, всепоглощающий гул. Не сдвинуться с места.

Беспомощно оглядывалась на сгущающиеся тени вокруг.