Пляска Бледных

Клаус стоял на башне покинутого дворца и смотрел в ночь. Ветер хлестал лицо тяжелыми крыльями дождя, а в небесах сверкали тысячи молний.

Он вернулся на балкон заброшенного театра. Повсюду валялись угловатые, неровные камни, побитая плитка и штукатурка. Кое-где в стенах были видны опасные трещины. На раскиданной постели лежал человеческий скелет с насилу натянутой кожей и переломанными конечностями Лица не разобрать, слишком сморщенное, слишком тёмное. Некогда светлые, теперь почти что ржавые волосы разметались по подушке. Яна все так же улыбалась, а её глаза светились счастьем. Она не успела испугаться и не заметила своего ухода. Он склонился взять её на руки. Пора. На лестнице послышались шаги. Дальше по коридору — звуки переливов фортепиано, что напоминали капли дождя плачущих небес.

Клаус насторожился, готовясь ко встрече с нежданным гостем. Он был в синей куртке и простых штанах, а длинные волосы — убраны в хвост.

Солдат стоял в проходе, скрестив руки на груди и прислонившись к косяку, смотря на пришельца.

Безымянный охотник размял кости и двинулся к нему. Уже проснулся, успел пообщаться с другими детьми и не видел смысла в сражении с ними.

Клаус улыбнулся и покачал головой. Ему не хотелось причинять ему зла, да он и не собирался.

— Что польза тревожить мертвых?

Незнакомец остановился в метре от Клауса и презрительно сплюнул.

— Просто посмотреть пришёл.

Затем он резко повернулся к мужчине спиной, двинулся к выходу. Замер в дверном проёме, бросил через плечо:

— Мы будем охотиться ночью. И истребим всех ваших детей. До единого. — Сказав так, он исчез в мороке лестничных клеток — и растворился в пучине лучей восходящей луны.

Ему дали уйти, отпустили: что взять с бедного глупца. Едва ли он представляет сколь-нибудь серьёзную опасность, а сражаться — это красиво, было бы только с кем.

К тому же, Клаусу он понравился. Люди привыкли не видеть их и придумывать им красивые названия. Всегда легче сказать: «Это чудовище!» — и смириться со своей участью слабого. А можно понять, что перед тобой такой же человек, и ты ему ни в чем не уступаешь. И дать ему отпор. Нет чудовищ, нет волшебства. Есть только люди и их воля. Чем сильнее твоя воля, тем на большее ты способен. И она даёт тебе право выбирать: станешь ли ты чудовищем, будешь ли святым. Подаришь жизнь кому-нибудь или посеешь смерть. Человека определяет его воля. Если она сильна — человек может всё.

Ребята продолжали играть, стараясь забыться в музыке. Она — спасение от всего. Снова и снова слышался уже хорошо знакомый мотив, сотканный из кровавых слёз минорных нот, где воспевалась ода ночи.

Яна спокойно спала, и едва ли её сны были мрачны. Клаус подошёл к её телу, взял её на руки: идём.

Вместе с ней он отошёл за стену Замка, в рощу о трёх молодых липах, всё ещё держа любимую в объятьях.

После — опустив труп отдыхать — в молчании принялся копать, и никто из детей не смел мешать ему, и только всё ещё звучавший ноктюрн был символом скорби детей по их матери.

Слуга положил королеву в её усыпальницу — и лёг рядом. Одной рукой он обнимал свою любимую, сливаясь с ней в последнем танце, а другой — укрыл их алтарь саваном. Наступало время последнего вальса, после которого они взойдут на свой престол.

Клаус любил Яну и видел лестницу счастья, что нисходила к ним с небес, а глаза его застилало тягостное забвение. Он не видел смысла жить дальше без своей Королевы.

Мёртвые коты пришли сопроводить своих господ, и они следовали за ними домой. Они поднимались в небо, а за ними расцветал сад мёртвых роз, где парят черные мотыльки. Их собственный сад железных цветов средь великой твердыни цепей. Последние ноты стихли с громким выстрелом, возвещая начало конца.