Поезд остановился.
Конечная — Харьков.
Она ждала на перроне.
В белом платье, с длинными волосами цвета золотых колосьев, нежной улыбкой и счастливым взглядом глубоких зелёных глаз, она смотрела на него и лучилась счастьем. Прочие косились на девушку, сторонились её. Ещё бы: совсем иссохшее грубое тело скорее напоминало оживший скелет, нежели человека, а внешние признаки добросердечности навевали мысли не то о нищих, не то прокажённых.
Но вернувшемуся наплевать, он-то её узнал. Конечно, ему было сложно скрыть удивление и беспокойство, связанные с изменениями в её внешности, но — какого чёрта? Это всё ещё Яна. Он-то думал, она его бросила, и сейчас, вероятнее всего, с кем-то другим. Возможно, сломалась и вышла замуж, уехала за границу — но нет. Вот же она, настоящая, живая, родная, здесь.
Они сомкнулись в объятьях — уставший Граф и его избранница.
— Ты прекрасна, любовь моя, — прошептал он. — Прекрасна, как сама смерть.
— Ты был на войне и полюбил её? — спросила она, чуть отстранившись, взяв любимого под локти, будто в танце.
— Она всех примиряет, — усмехнулся тот, заглянув в её глубокие глаза. — Старуха с косой всегда поможет любому нуждающемуся, — он убрал с лица девушки прядь, провёл ладонью по впалой скуле. — Самый искренний и понимающий друг.
Яна рассмеялась, отпустила мужчину, отвесила низкий поклон, подобрав подол сарафана:
— И я, по-твоему, схожа с ней?
— Убийственное сходство, — с нежной улыбкой ответил он.
Девушка залилась смехом, закружилась на каблуках. Сердце переполняла радость, хотелось так многое рассказать и столь многое показать. А время — время такое короткое, так быстро летит. Ах, успеть бы, успеть. Столько мыслей и столько чувств. Дикое, невыразимое, бьющее фонтаном счастье. Но она видела усталое лицо любимого и понимала, что прежде всего — отдохнуть. Всё прочее на потом, перво-наперво — в их новый дом.
Скучающая Принцесса выделила ей отдельные покои с дивным видом на острые пики многоэтажек и башню собора. Просторная квартира в две комнаты, где можно и званый вечер собрать, и спрятаться от всего.
Карету уже вызвали, извозчик обещался вот-вот прибыть.
Желтушные краски палящего солнца болезненно жгли, гнали скорее в родной полумрак. Сбежать в объятья и сон, а за ним — за ним распустятся лепестки синевы, и пионы воспрянут к луне. Потому что день — это время тоски, в то время как ночь веет блаженной прохладой, завещает покой.
Уже на месте можно было вздохнуть и расслабиться. Всё минуло, прошлое позади.
***
Тусклое жаркое око скрылось за облаками, поднялся ветер, город окутала тень.
Обнимая гитару, Яна сидела на подоконнике и перебирала струны. Она смотрела в пустоту дня и тихо наигрывала вальс по усопшим.