Зона притяжения

22
18
20
22
24
26
28
30

— Простите, у вас, кажется, сломан нос…

— Надеюсь, что это самое страшное, — еле ворочая языком, произнес я. — А что вы мне вкололи?

— Вас с такой силой швырнуло на панель, что я думал — вам конец. Но ничего, боль скоро пройдет, я вколол вам антишок, через полминуты вы будете полны бодрости… но этого хватит минут на сорок не более, потом боль вернется.

Я пошевелил руками, а затем при помощи Робертсона принял сидячее положение. Боль понемногу утихала, и я почувствовал в себе силы встать на ноги. Голова, правда, кружилась, но я все равно встал и, придерживаясь о стенку, спросил у Робертсона:

— А где Осака?

— В соседнем отсеке начался пожар. Он пытается потушить его. Но, по-моему, это бесполезно. Необходимо как можно быстрее эвакуироваться!

Лишь после его слов я обратил внимание, что в кабину уже стал проникать дым. Мой разбитый нос был наполнен кровью, поэтому я не ощущал запах гари, но дышать от этого не становилось легче.

— Потерпите, я сейчас открою запасной выход!

Пока Робертсон мучался с люком, в кабину влетел взмокший от пота японец, а за ним ворвались клубы серого дыма. Затворив дверь в соседний отсек, прокашлявшись, он сказал:

— Все очень плохо! Я не сумел потушить пожар.

— Лучше помогите мне! — натужно прокряхтел Робертсон, силившийся открыть люк.

Наконец четыре руки повернули заклинивший замок, и запасной вход открылся. Пока Робетсон закреплял аварийную лестницу, Осака кинулся ко мне и предложил свою помощь.

— Ничего, как-нибудь сам, — отказался я и медленно двинулся к открытому люку.

Как мне показалось, японец развел слишком активную деятельность. Может быть, таким образом он пытался реабилитироваться за свое неадекватное поведение в первые минуты катастрофы.

— Добрынин, вы сможете спуститься самостоятельно? — спросил меня Робертсон.

— Постараюсь.

— Тогда я пойду первым, и буду страховать внизу, — сказал он и скрылся в проеме люка.

Едва я подошел к выходу и поглядел под ноги, как у меня закружилась голова. Челнок, подмяв под себя подлесок, словно траву, достиг основного леса и чудом остановился о полувековых елей и берез. Сквозь кроны деревьев виднелось залитое солнцем ржаное поле. Тишина. Лишь где-то в глубине чащи слышались тревожные голоса птиц. А ведь еще несколько минут назад этот мирный уголок сотрясал чудовищный рев реактивных двигателей. Теперь же природа, словно стремясь компенсировать противоестественный ей шум, исцелялась тишиной.

Да, я дома. Жаль, только запахов не чувствую. А как бы было хорошо вдохнуть полной грудью запахи родного дома после двух месяцев космической стерильности, а затем попасть в радостные объятия спасателей, прилетевших на вертолете. Вот как я представлял свое приземление. Но судьба распорядилась по иному.

Робертсон стоял на поваленной молодой осине, лежавшей как раз под запасным выходом, и озабоченно глядел на меня.