Кричащие часы

22
18
20
22
24
26
28
30

Но вот Иуда повернул глаза и взглянул на меня, и в этом взоре было столько отчаяния, горя, скорби, что на моих губах застыли вопросы, с которыми я хотел к нему обратиться. Еще не отвел он от меня своих глаз, а я уже понял, что все, все в мире ему безразлично, кроме одного «Банеит Иешуа», которое тихо прошептали его тонкие бескровные губы.

Все вопросы испарились из моей мысли и я нашел в себе только одну фразу: «Иуда Искариот, ты ли это?» И ответил тот: «Ани», что значит «Я». И спросил я тогда: «Иуда Искариот, ты ли предал Иисуса?» и ответил тот: «Ты сказал».

И встал тогда Иуда на ноги свои и показал мне яму в земле, говоря: «Здесь умер Иисус, Тот, кого я предал, чтобы исполнилось сказанное в Писании», а я смотрел на Иуду и безмолвствовал.

И снова сказал Иуда:

— Я не знаю тебя и необычен вид твой, но ты первый, кто встретил и не проклял меня после того, как я предал Сына Человеческого.

И спросил я:

— А разве все проклинают тебя?

И ответил Иуда:

— Все братья отвернулись от меня, Симон побил меня, а фарисеи и книжники презирают меня, хотя и отдал я им цену крови.

И хотел я спросить Иуду Искариота, зачем он сделал это, но не повиновался мне язык мой и пошел я вниз к городу.

Но Иуда, взяв меня за руку, остановил, говоря:

— Слушай, чужеземец, так плохо говорящий на языке нашем. Когда вернешься ты в отчизну свою и до ваших мест дойдет весть, что предал Иуда Искариот Иисуса Сына Божия, ты говори соплеменникам своим: да, воистину предал он Его, но не из за корысти, а из за любви к Нему, чтобы до конца свершил Он путь жизни Свой и чтобы свершилось, что писано о Мессии. А про Иуду говори так: если крестными муками страдал распятый, то муками смертными о смерти Его страдала душа Иуды, и смертью своей платит он за это.

Сказав так, Иуда ушел, а я остался один на Голгофе, что значит Лобное место.

Стало светать. Совершенно переставая соображать, что со мной происходит, я кинулся бежать к городу, но внезапно остановился. Все, все мысли, желания, все мое любопытство перед фантастическими, открывавшимися мне, европейскому ученому XX века, возможностями изучены я эпохи первых дней христианства, все это испарилось из моей памяти, и я слышал только в ушах приказ Иуды: «Говори соплеменникам своим: из любви к Нему предал Иуда Иисуса, чтобы до конца свершил Он путь жизни Своей, и чтобы свершилось, что писано о Мессии».

Это веление было так мощно, что я, как загипнотизированный, перевел стрелки на часах Адама бен-Адама, трижды повернул ключ, крепко сжимая его в руке, чтобы не выронить и тем самым не потерять возможность вновь переноситься в другую эпоху, и увидел себя сидящим в своем кабинете. Была ночь. Я зажег лампу на столе, увидел, что все бумаги перерыты, что календарь показывает не 27-ое марта, как в миг моего исчезновения, а 2-ое апреля, как-то сразу понял, что все мои родные и друзья обеспокоены моим исчезновением и поэтому-то я начал это письмо к вам словами успокоения.

Но я думаю, что вы поймете, что теперь, как я исполнил слова Иуды, слышанные мною час (или 2000 лет, я спутался в понятиях времени) назад, я больше не в силах удержать свое желание вновь оказаться в Иерусалиме, только поставлю временной циферблат на 2 года дальше назад, чтобы попасть в период земной жизни Спасителя, а потом, потом я вновь вернусь к вам, ибо научился пользоваться часами Адама бен-Адама и не рискую потерять пятибородый ключ. Пока прощайте. Я написал все, что хотел. Повторяю, не беспокойтесь обо мне. Раз у меня часы и ключ, то пространства и времени для меня не существует. Я вернусь к вам.

Аполлон Гардич».

Вот что было написано на выпавшем из футляра листе. Вместе с рукописью на столе лежал странной формы пятибородый часовой ключ.

Приложение

Борис Леман