В это время в окошечко просовывается голова смотрителя:
— Арестант, — говорит он, в— ас зовут ваши родные.
Илья Федотьич очнулся и отправился вслед за смотрителем. Его сопровождали двое конвойных, надев на него предварительно кандалы.
За решеткой в приемной стояла какая-то баба и нервно всхлипывала.
— Илюша, Илюша мой! Ненаглядный! — завопила она. — Засадили тебя, несчастного, а я знаю, ты из за любви ко мне все это сделал. Искал ты себе жену по нраву, настоящую, и не хотел баб зря колошматить, а теперь засадили тебя за истинность-то твою.
И баба вновь захныкала.
Илья Федотьич как-то тупо взглянул на нее, усмехнулся и отворотился.
Нехорошая гримаса исказила его лицо.
Он махнул рукой и попросил отвести себя назад в камеру.
Его отвели.
Придя к себе в свое мрачное помещение, Илья Федотьич нервно заходил по комнате. Он то и дело оглядывался, не видит ли кто-либо, не подсматривает из глазка.
Затем он подошел к окну, оглядел его и стал рвать от своей рубашки полосу за полосой.
Рвал быстро, лихорадочно.
Часового, как на грех, не было.
Быстро получилась веревка, небольшая, но крепкая.
Илья Федотьич обмотал ее вокруг своей белой шеи и удавился.
На другое утро нашли его труп бездыханный, нашли и ахнули.
А смотритель, привычный к такого рода вещам, заметил:
— Все от дурости. Дуростью жил, дурашливо и кончился.
ebooksa