Иногда доходило до галлюцинаций.
Что-то безликое и мощное душило Халявкина. Все тело наполнялось болью разбитости и ненужности… И охватывала, вдруг ужасавшая душу, тупая безнадежность… И вдруг ставало ясным и понятным, что эту свинцовую жуть бесцельности существования можно заглушить только шелестом ассигнаций. Собственных. В толстой, толстой пачке! Мять эту пачку… Взвешивать… Считать… И безумно наслаждаться открывающимися в трепете бумажек, близкими к яви возможностями!..
Денег… Денег… Хоть найти, что ли… Или чудо бы какое- нибудь хоть случилось…
И так шли дни и ночи. И маниакальной становилась жажда денег. Крупных. Могучих. Свободных. Прекрасных…
Надо достать… Или… даже жутко, что «или»…
…Чаще болела голова. И пестрели ошибки в нетто и брутто.
Эта книжечка выглядела так «кухаристо» среди прекрасно изданных новинок, там, за тысячным стеклом витрины…
— «Как удачно играть в шмен де-фер». Даже русскими буквами.
Но сколько в ней примеров… Таких легких, простых разрешений вопроса…
Она промелькнула в памяти Халявкина, когда шумно сорвали банк у соседа и метка переходила к нему. И хотя все было обдумано сто раз, — он струсил. Засвинцовели руки. Холодок вступил в желудок.
И на миг задержалось дыхание.
— Вот оно!.. Или все, или… ничего и позор.
Закусив губу, чтобы не прыгала челюсть, Халявкин быстро незаметно вытащил из-под стола подобранную ранее колоду.
Мелькнула мысль: «Заметят, — брошу карты и смешаю…»
Но никто не заметил. Делают заказы.
Фу, черт, какая глупость… Уж теперь самое опасное прошло, и верный выигрыш впереди, а сердце… как молоток. И лицо красное.
Сторублевка, все жалованье, в банке.
Вам. Мне. И трепещет в руке девятка при фигуре. Удвоен банк. Отлегло на душе. Теперь никто не заметит… А свои деньги он уже вернул…
Захотелось смело взглянуть на всех. Захотелось дерзко сошкольничать — крикнуть:
— Ну, куда вы суетесь играть со мной! Ведь обыграю!