Когда дождь и ветер стучат в окно

— Нет, консул дал окончательный ответ.

— Какой?

Лейнасар швырнул на стол пачку немецких марок:

— Вот твоя доля.

— Сколько?

— По триста марок на брата.

— Что нам теперь делать?

— Можем идти на все четыре стороны.

— А Швеция?

— Консул очень сожалеет, но связаться с доцентом Зандбергом невозможно. А никто другой ничего не знает.

— Значит, в фатерланд?

— Нет, обратно в Вентспилс.

— Ансис, мне кажется, это самый правильный шаг в твоей жизни.

4

Когда-то путешествие из Латвии в Цопот и обратно было, наверно, увеселительной поездкой. Но только не теперь, в начале октября 1944 года. Освобождение Риги было делом лишь нескольких дней. Решение Гитлера о превращении Курземе в крепость оставалось непреклонным. В Курземе стекались люди и вооружение. Но это была только часть огромной покатившейся назад лавины.

Большая часть ее ринулась в сторону Германии. Наконец, надо было серьезно подумать и об укреплении самой Германии. Эшелон за эшелоном непрерывным потоком шли на запад. Катились вереницы вагонов с орудиями, подбитыми и недобитыми танками, санитарные поезда с ранеными, воинские составы… В этой откатывавшейся волне уже ничего не напоминало той лихости, с какой она в 1941 году рвалась на восток. Каждое колесо вагона выстукивало безжалостный приговор истории: игра проиграна… игра проиграна…

Но и это еще не полностью характеризовало немецкое отступление. Немецкие захватчики не были бы в полной мере немецкими захватчиками, если бы отказались от грабежа. Грабили, когда наступали, и грабили-теперь, удирая. В неосвещенных вагонах, под охраной эсэсовцев, вывозились награбленные в музеях и частных квартирах ценности. Заводскими станками, в ящиках и без них, были набиты товарные вагоны и платформы. Но это было еще не все. В некоторых эшелонах почти не было людей. В вагонах мычали коровы, похрапывая, били копытами лошади, визжали свиньи, в деревянных ящиках, забранных проволочными сетками, барахталась птица. Жадность ко всему, нажитому другими народами, не позволяла ничего оставлять в стране, из которой они бежали.

Во всей этой кутерьме, пусть не так быстро и под меньшей охраной, двигалось гражданское население. Здесь было много фашистских прислужников. Но были и закрытые вагоны, в которых везли схваченных на улицах, в лесах и на большаках ни в чем не повинных людей.

Поток этот катился по железнодорожным путям. Точно такой же поток устремлялся по дорогам. Особенно забиты были главные магистрали. Стихийно возникавшие заторы в страшной спешке жестоко ликвидировались офицерами с пистолетами в руках. В канавах горели сброшенные туда автомашины и повозки. Надо было спешить. Мешок мог скоро затянуться.

Казалось, что совершенно бесполезно двигаться против этого бурлящего потока людей, охваченных паническим страхом; казалось, что он может смыть все на своем пути. И все же цопотские неудачники, Ансис Лейнасар и Вилис Кронкалн, решили двинуться против этого потока и добраться до Вентспилса.

Утром, простившись с хозяйкой, Лейнасар и Вилис отправились в Данциг. Вилиса, протомившегося последние дни в цопотской глуши, ошарашила толчея в Данциге. Друзья решили пока осмотреться и при случае сунуть какому-нибудь железнодорожнику несколько марок, чтобы узнать, как выбраться отсюда подальше на восток. Такого железнодорожника встретить не удалось, но им все же повезло. Вдруг кто-то хлопнул Лейнасара по плечу и воскликнул: