Когда дождь и ветер стучат в окно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это опять же как посмотреть.

Беженец проглотил слюну и махнул рукой. Утка проковыляла с дюн, а из дома «Малых Лацисов» уже бежала хозяйка с зарезанной курицей. Очевидно, тут все уже было продумано заранее.

Да, в «Детском саду» всякое случалось.

В Юркалне находились и уполномоченные Доктора. Они собирали заявки и руководили подготовкой к отплытию. Лодок приходило очень мало. Все труднее становилось агентам Доктора удовлетворять желающих. К самому Доктору пробивались только наиболее энергичные. Местонахождение Доктора держалось в строжайшей тайне, к тому же он сравнительно часто менял его. Когда Лейнасар перебрался из ужавской баптистской церкви в Юркалне, Гинтер жил в Вентспилсе, а вскоре опять переехал в лесничество.

Чтобы избавиться об бесконечных просителей и без помех переправлять своих друзей и знакомых (люди поговаривали, что за места на лодке перепадало не одним уполномоченным), Гинтер прибегал к хитрости. Он никому не отказывал окончательно. Только сетовал на длинный список желающих и непреодолимые трудности. Потом все же обещал записать просителя в какую-нибудь ближнюю очередь. И записывал. Но тут же оказывалось, что у просителя есть жена, а иногда и дети. Тогда Доктор изображал на своем мышином лице несчастную улыбку и разводил руками.

— Ну, всех сразу никак нельзя. Есть только одно свободное место. Если хочешь вместе с семьей, то запишем тебя в другую, более позднюю очередь.

Для многих эта более поздняя очередь никогда и не подходила. Со временем хитрость Доктора все же разгадали, и беженцы по всему побережью начали роптать. Кто-то грозился «показать этому паразиту черта», но «паразит» стал жить еще замкнутее и для простых смертных был почти недосягаем.

В Юркалне Лейнасар и Герцог прожили недолго. Вскоре Доктор перебросил рации и радистов на одинокий крестьянский хутор, километрах в двадцати от берега. Тут к Герцогу и Лейнасару присоединился еще какой-то радист — Густав Яунзем. На самом деле это был дезертировавший из легиона Бергманис. Рацию обслуживали Герцог и Яунзем, а связь с берегом поддерживал Лейнасар. Почти ежедневно он отмахивал по сорок километров. Вначале ему было очень трудно, но потом он привык. По дороге он заходил в усадьбу сембского лесника. Тут его кормили чем-нибудь горячим.

Лейнасар шагал к берегу и обратно. Каждый день — к берегу и обратно. Точно машина. Вначале стояла грязь, потом земля замерзла, и шаги его гулко гудели. В Сембах он съедал суп и шагал дальше. За такой длинный путь человек мог бы очень многое передумать, но Лейнасар ни о чем не думал. Изодрались ботинки, порвался немецкий армейский плащ, дорожная клюка продырявила добытые в Сембах перчатки. Лейнасар ни о чем не думал. Даже Вилиса он вспоминал все реже и реже. Вначале он, правда, еще вспоминал его, потому что, по сути дела, выполнял его обязанности. Вилис все время был связным. Не погибни он так нелепо, этот дальний путь мерял бы не Лейнасар, а Вилис. Проклятая нелепость!

Проклятая нелепость! И это было все.

17

Привольная жизнь в «Детском саду» закончилась в середине ноября. Это совпало с разгромом «курелисовцев». 14 ноября к «Стиклам» подошли немецкие танки. Курелис капитулировал, и в тот же вечер Себрис срочно дал знать об этом Доктору. Последовал приказ всем активным работникам исчезнуть и какое-то время нигде не появляться. На несколько дней прекратил свои переходы и Лейнасар.

Благодаря этим предосторожностям ни в Юркалне, ни в Вентспилсе никаких обысков не было. Себрис еще пользовался доверием. Но все же среди латышских охранных отрядов разместили небольшие группы немцев. Литовцев расформировали и заменили власовцами.

Встречать и провожать лодки становилось все труднее. К тому же во второй половине ноября очень уменьшились возможности выезда из «Курземского котла». Почти прекратились рейсы рыбаков-одиночек. Их не столько пугала охрана побережья, сколько приближение фронта. Кроме того, опасности таились и в осенней погоде. И хотя осень 1944 года была не особенно ветреной, спокойная серая волна сменялась внезапным штормом, бушевавшим по нескольку дней подряд. И потом, никто не мог поручиться, что навигация скоро не прекратится вовсе. Она могла затянуться до января, но и могла вдруг кончиться раньше. А что тогда? Всю осень перевозили других, а когда самим удирать придется, так топай по льду. Поэтому, рыбаки, перевозившие беженцев, по одному исчезали в направлении Готланда и обратно уже не возвращались. Золота они понабрали на много лет, так что незачем было рисковать.

В деятельности ЛЦС наступил и финансовый кризис.

В конце ноября после нескольких дней интенсивной радиосвязи Гинтер созвал в усадьбе «Бамбали» заседание руководителей ЛЦС. Из крупных деятелей почти никого уже не осталось. Присутствовали: сам Доктор, Валдманис, Карнитис, юбочник Паэгле, Тирлаук и еще несколько вентспилсцев. На заседании Гинтер сообщил, что ЛЦС испытывает денежные затруднения, и поэтому ни он, ни лица, действующие непосредственно в Швеции, не могут впредь обеспечить ни лодок, ни ремонта их, ни нефти.

Все выслушали это сообщение в мрачном молчании. Один Тирлаук не мог молчать. Видимо, опять хватил лишнего. Он встал и, тыча кривым грязным пальцем в Гинтера, полез в ссору.

— Стало быть, нет больше денег?

— Нет, — спокойно ответил Гинтер.

— У вас-то, может, и нет, а откуда вам известно, что у наших в Швеции тоже нет? Насколько я знаю, у них там денег куры не клюют.

— И там нет денег. Могу показать радиограммы.