Работа была интересная, но ее оказалось так много, что дня не хватало, и опять приходилось занимать время у ночи.
Врага надо было разоблачать и обезвреживать, и расписания в этом деле не установишь.
Затем пришла война. Все планы рухнули. Первое время Гайгал был партизаном, на втором этапе войны его перевели в Москву, где он работал в контрразведке. После освобождения Риги Гайгал вернулся на работу, начатую в 1940 году. И вот уже осень 1946 года.
Гайгал подошел к окну кабинета и посмотрел на улицу. Моросил мелкий дождь. Асфальт поблескивал. Неторопливо прогромыхал в депо последний трамвай. Недавно Гайгалу кто-то сказал, что скоро стекла окон его кабинета перестанут дребезжать. Трамвай уберут, вместо него заскользят бесшумные и быстрые троллейбусы. Несомненно, рано или поздно так будет, но, чтобы появились новые средства транспорта, новые улицы, дома, целые кварталы, чтобы магазины ломились от товаров, людям нужно только одно — спокойно трудиться. А обеспечить им это не так-то легко.
Капитан Гайгал повернулся к стене и начал пристально разглядывать картину. Эту картину — мощный, динамичный вид порта — Гайгал знал хорошо. Он сам дня три назад принес ее сюда из своей квартиры.
В нижнем левом углу полотна едва различима подпись — Ояр Стурстеп. Да, хороший художник и настоящий солдат-партизан. Ояр во всем был солдатом. Солдатом он был и на прошлой неделе, когда участвовал в подготовке первого обмолота яровых, чтобы хлеб попал скорее на мельницы, в пекарни, в магазины. Ояр, как настоящий солдат, принял неравный бой против семи вооруженных до зубов бандитов. Врач насчитал шестнадцать пулевых ран. Прошел все дороги войны и погиб в пятнадцати шагах от молотилки… Как нелепо жестоки порою судьбы людей…
Раздался телефонный звонок.
Гайгал проговорил в трубку:
— Оперуполномоченный старший лейтенант Димза прибыл? Я жду его.
В кабинет стремительно вошел молодой человек. Забрызганные грязью сапоги, помятый пестроклетчатый костюм, перекинутый через руку мокрый дождевик…
— Разрешите?
— Заходи, заходи, Арнис, присаживайся.
— Насиделся в кузове.
— Почему не в кабине? Разве так приятно мокнуть под дождем?
— Не очень, но в кабине сидел Страутинь, у него рука ранена…
— Ну, рассказывай, рассказывай.
— Я уже доложил по телефону, тебе все известно.
— Мне не нужно доклада. Хочу услышать твой рассказ.
— Рассказ довольно пестрый. Ты знаешь, что мне как уроженцу Озолской округи хорошо знаком весь район от Лимбажей до Озолов. Поэтому я и взялся руководить операцией против банды Силгайлиса. В Лимбажах к нам присоединились на двух машинах местные добровольцы. Мы окружили лесной район, где, по-моему, должна была находиться база банды Силгайлиса. В детстве я не раз ходил туда по грибы. Первая тщательная проческа оказалась безрезультатной. Добровольцы уже хотели уехать, но я решил еще раз внимательно прочесать оцепленный район, на этот раз с другой стороны. Цепь наша приближалась к большаку, когда вдруг за нами раздалась автоматная очередь. Одна пуля попала Страутиню в руку. Я отдал по цепи приказание не шевелиться и ждать, как поведет себя противник. Очевидно, в землянке кто-то поспешил и сыпанул из автомата. Изучая местность сантиметр за сантиметром, я заметил, что покров мха между двумя пнями отличается более темным цветом. Переменив позицию, я убедился, что это не игра света. Мне показалась не совсем естественной темная впадина между корнями двух толстых сосен. Я решил рискнуть и приказал дать залп по мху и по щели между корнями. К счастью, я не ошибся. После первых очередей темный мох разлетелся и вместе с ним взлетели в воздух щепки. Из щели между корней нас начали поливать не только автоматными очередями, но и пулеметным огнем. Я приказал отойти к большаку и залечь в канаве. Раз логово врага обнаружено, то спешить ни к чему.
Остальные наши силы сомкнулись более тесным кольцом вокруг логова. Мы выбрали для пулеметов более выгодные позиции и начали выкуривать противника. Он держался почти полтора часа, затем высунул в разбитую амбразуру белую тряпку на палке.
ebooksa