Когда дождь и ветер стучат в окно

22
18
20
22
24
26
28
30

Сам достал из брошенного на спинку стула пиджака помятую пачку сигарет и закурил, щелкнув зажигалкой, сделанной из гильзы автоматного патрона.

— В шахматы играешь?

— Нет.

— Глупец, этот вид духовного онанизма — лучшее развлечение в гробу.

— Но зато у меня есть коньяк.

— Коньяк? — недоверчиво спросил Пакалн. — Настоящий?

— Армянский.

Пакалн медленно встал, зашаркал к стоявшему в углу буфетику и достал оттуда две рюмки. Поставил на стол и завертел одну из них в пальцах.

Подстраиваясь к неторопливости хозяина дома, Лейнасар вышел в коридор и достал из кармана пальто бутылку.

Первые четыре рюмки выпили, не проронив ни слова. Лейнасар терпеливо ждал. После пятой последовал вопрос:

— Денег занять пришел?

— Нет.

— Разумно. Все мои доллары в нью-йоркском банке. Угол ищешь?

— Нет.

— Тоже разумно. Все равно не пустил бы. Тут все принадлежит Янке. Он всяких гусынь водит, а мне приходится на кухне на полу спать.

Пакалн все чаще подавал реплики, и Лейнасар понял, что лед постепенно тает. Еще несколько рюмок, и лицо Пакална оживилось, глаза заблестели. И вскоре он, возбужденно жестикулируя, начал хвастать:

— Я только крикнул своим ребятам: «Пошли!» — и пошли. Только дерьмо и дым полетели. Трупов — пруд пруди. Шоссе мости. Меня лучше не тронь. Помнишь, когда мне в первый раз роту дали? От всей роты только четверо уцелели, одного я сам кокнул. Назад побежал. «Латыш на фронте назад не идет!» — крикнул я ему и пульнул прямо в ухо! Чтоб в другой раз лучше мою команду слышал: «Вперед!..» За это мне первый орден дали. Меня лучше не тронь.

— Много у тебя орденов?

— Много, только я их в Швеции на водку выменял. Меня лучше не тронь.

Истории иссякли, когда коньяку в бутылке осталось совсем мало. Капитан как-то встряхнулся и, казалось, только теперь начал по-настоящему соображать, что к чему.