Собачонка заворчала и улеглась.
— Ну, а ваши документики?
Точно так же он проверил паспорт и рабочее удостоверение.
— Альфред Удрис… тоже на вагонном заводе.
— Мы вместе…
— Почему у него новый паспорт, а у вас такой старый, потрепанный?
— Мой с сорок первого года, — объяснил Альфред Удрис.
На лбу у человека в кожанке появились глубокие морщины.
— Коммунист? Начальник?
— Какой там! Беспартийный… при немцах паспорт никто не отнимал, завалялся где-то…
— А мальчишка?
— Мой младший братец, — объяснил Фрицис Кублинь.
Человек в кожанке внимательно оглядел Гунара с ног до головы. Гунар ничего не понимал; чувствовал, что ничего доброго от этого верзилы ожидать нельзя, но пытался не показывать, что боится, хотя у него и дрожали коленки.
Человек в кожанке, что-то обдумав, сунул документы в карман брюк:
— Придется господам пройтись километров десять.
— Куда? К дому лесника? — спросил Фрицис Кублинь.
— Не придуривайся! Будто не понимаешь, что имеешь дело со свободными латышами, еще не ставшими рабами коммунистов!
— Никуда мы не пойдем, мы протестуем! Не имеете никакого права…
— Не ходите, — насмешливо продолжал человек в кожанке. — Можем вас тут же кокнуть. Только думаю, что командиру захочется взглянуть на вас, особенно на тебя, с паспортом сорок первого года. Пристрелить всегда успеем.
Гайгал порывисто ступил вперед: