Когда дождь и ветер стучат в окно

— Ох, господь милосердный!

— Напрасно ты волнуешься. Неужели ты не понимаешь, что регулярная радиосвязь со Швецией в нашем деле уже сама по себе значит очень много?

— Возможно. А кроме Иогансона нет больше никого?

— Еще какой-то Крейцберг из американского посольства в Стокгольме.

— Что за Крейцберг? Тоже швед?

— Латыш. Раньше работал в латвийском посольстве в Стокгольме, а теперь сотрудничает в американском.

— Он, видимо, той же породы, что и Иогансон?

— Наверно.

— И чего хочет он?

— Того же, что и капитан Иогансон.

— И вы дадите ему?

— Несомненно! Все же это лучше, чем ничто.

— Константин, а не получится ли, что ваш ЛЦС из политической организации превратится в обыкновенный шпионский центр?

— Настя!

— Ладно, буду молчать, буду молчать. Быть может, я многого не понимаю.

Супруги замолчали. Пламя в камине давно погасло. Молчание нарушил профессор.

— Настя, насколько я помню, у Минтаута где-то завалялся прекрасный портрет Мейеровица. Если он ему не нужен, то пускай Айя принесет.

— Для чего?

— Мне хотелось бы повесить этот портрет рядом о портретом отца. Люди большого духа вдохновляют.

— Может, и портрет Финка повесишь?