Когда дождь и ветер стучат в окно

22
18
20
22
24
26
28
30

Первым проснулся Вилис. Он успел немного отдохнуть. Еще в полусне он услышал странный звон. Вилис выбрался из кустов и вышел на опушку. В лицо ударило яркое солнце. Вилис прислонился к сосне и стал прислушиваться к далеким звукам. Косцы точили косы. За кустарником простирался луг. У Вилиса закружилась голова, он еще тяжелее привалился к сосне. На душе стало очень грустно. Где-то совсем рядом люди на лугу делали свою работу. Они собирались жить, верили в жизнь, хоть вблизи и гремела война. Война пройдет, а сено все равно будет нужно. Жизнь пойдет дальше. Умные люди. А он? Кто он? Где его место? Где теперь его коса? Его коса? Да, у него тоже когда-то была коса. В летние каникулы он выходил на росный луг и становился на свое место. Приятна холодная роса, вал ложится за валом. И как чудесно пахнет сохнущее сено! Разве с этим запахом сравнить аромат роскошных духов, которые лежат в его рюкзаке?

Как же так случилось, что он потерял свою косу, потерял свое место на лугу? Это, казалось, было очень-очень давно. А время — вещь странная. Порою час кажется мигом, а миг — бесконечным часом. У него было и свое место в университете. Когда-нибудь он мог занять и свое место как инженер. Но почему же он потерял все сразу? Может, виновата война? А разве для этих косцов война не то же самое, что для него? Они косят сено, будут складывать его в сараи. Война ужасна. Но не ужаснее разве бежать от ужасов? Кто он теперь? Кому он служит? Чужим людям далеко за морем? Какое им дело до твоей родины, Вилис Кронкалн? У них свои расчеты, свои планы…

Поблизости залаяла собака. Сначала Вилис испугался, но тут же ему стало как-то очень хорошо. Где-то совсем близко пастушок гнал стадо, собака лаяла на отставшую корову.

— Чего ты тут торчишь, хочешь собак натравить на нас? — прохрипел у него за спиной злой голос.

Вилис оглянулся. За ним стоял Силинь и смотрел на него красными, заспанными глазами. Каким жалким и смешным казался Силинь по сравнению с людьми, которые вдали точили косы и собирались складывать в сараи сено!

Проснулся и Лейнасар. Они перебрались на солнечную опушку, чтобы просушить одежду Силиня и чтобы кое-как спастись от комаров. Силинь опять принялся изучать карту. Теперь уже были ориентиры: болото, топь, крестьянский хутор, сеть проводов. Он очень тщательно обследовал местность севернее Вентспилса, но на карте ничего не соответствовало его наблюдениям. Только когда они окончательно убедились, что маяк, который они вчера видели, — не Овиши, и на всякий случай принялись изучать местность южнее Вентспилса, то вскоре пришли к выводу, что они высадились в окрестностях Ужавского маяка и что телефонные провода ведут в поселок Ужава.

Стало ясно хоть это.

Место, где они хотели высадиться, от того, где они находились, отделяли шестьдесят километров. Пришлось менять планы.

Силинь долго соображал.

— Нам надо дойти до Пилтене, обогнуть его и попасть на усадьбу пастора ландзенского прихода. В поселке Ужава, как и в Пилтене, наверно, есть немцы. Но, чтобы попасть в Пилтене, надо переправиться через Венту. Не думаю, чтоб нам удалось это еще где-нибудь, кроме как на переправе. И то лишь ночью. Так что день проторчим тут, а с наступлением темноты отправимся в путь. За ночь дойдем.

Силинь рассуждал правильно, и остальные согласились с ним. Весь день они протомились в лесу, который был не более ста метров шириною. Поэтому расхаживать там было нельзя. Почти все время они провалялись на земле. После обеда пастушок подпустил скотину поближе к леску, собака, видимо, почуяла что-то, прибежала посмотреть. Однако она повела себя разумно, не стала лаять, только понюхала воздух и вернулась к пастуху.

— Узнает латышей, — пробурчал Силинь.

У Вилиса было желание стукнуть Силиня по голове.

К вечеру на ближнем хуторе кто-то забил в лемех. Пастушок воскликнул: «До-мой! До-мой!» — и побрел со своим стадом.

После полуночи они добрались до переправы. Поблизости не было ни души. На темных водах Венты покачивалась лодка. Лейнасар отвязал ее, и они без помех переправились. Правда, течение отнесло их немного вниз, и лодку пришлось привязать к черной ольхе.

— Кому нужно будет, тот найдет, — сказал Лейнасар.

3

Силинь подошел к дому ландзенского пастора. Вилис и Ансис ждали под высоким кустом сирени. Силинь робко постучал в окно. Затем он постучал еще раз, более настойчиво. Та же белая, холеная рука, которая несколько месяцев назад открыла Карнитису, приподняла занавеску. Силинь приник лицом к стеклу и что-то тихо сказал. Занавеска опять опустилась, и все направились к двери.

Обрюзгшее лицо приходского пастора Пилманиса свидетельствовало о пристрастии к алкоголю. Это было лицо картежника, убивающего дни и ночи в игре. Кожу, без кровинки, отличала та особая бледность, которую врачи именуют «карточной». Пилманис с Силинем поздоровались по-приятельски, даже сердечно. Сразу видно было, что встретились закадычные друзья, которым было что вспомнить. Пастор очень удивился, увидев перед собой Силиня и еще двоих. Лейнасар, внешность которого особенно поразила пастора, сразу же сделал вывод: Пилманису известно, что Силинь живет в Швеции, и его появление для пастора, по меньшей мере, — неожиданность.

Пастор сперва тщательно проверил, хорошо ли занавески закрывают окна, и уже тогда предложил присесть.

— Будем говорить здесь или в кабинете? — деловито спросил он.