Заземление

– Мама, – прошептала она, чувствуя, как на глаза набегают слёзы. – Мне жаль.

Зловещее карканье ворон снова растревожило ночь, заглушив вздох. Стайка чернопёрых птиц взвилась в ночное небо, подняв к облакам пыль. Обернувшись, Кантана заметила, что Миа уткнулась в спину Азаэля. Плечи её мелко подрагивали. Плакала она или смеялась?

Анацеа с недоверием вздёрнула подбородок.

– Привела гостей из-за завесы в мой дом, – голос был холоден и строг, – да, дочь моя?

Кантана едва держалась, чтобы не зарыдать. В голове крутилась одна лишь пугающая мысль: мать уже определила её будущее. И решение не подлежит обсуждению. Как и обычно. Во что бы то ни стало, мир повернётся к солнцу так, как повелела Анацеа Бессамори. Так было всегда, ничто не изменит этого. Уповать на жалость было бесполезно. Кантану не могли спасти ни счастливый случай, ни тщетные попытки решить проблему без противостояния.

Холод межсезонья дробил кости. Расплата была рядом – на расстоянии вытянутой руки. Личное Возмездие сжигало Кантану глазами матери. Оставалось лишь крепко зажмуриться, чтобы спрятать первые слезинки.

– Мы все ошибаемся, – выдавила Кантана, дрожа, как осиновый лист.

– Некоторые ошибки стоят слишком дорого, – Анацеа приподняла бровь. – Сначала Элатар, а теперь и ты? Подумать только: почти восемнадцать лет младшая дочь нахально плевала мне в душу.

Кантана снова осмелилась посмотреть в глаза матери. Взгляд Анацеа казался равнодушным, но не нужно было объяснять, какая боль гложет её.

– Я боялась, мама, – промямлила Кантана. Уверенность и решимость в мгновение ока покинули её, опустошив. – Ты ведь всегда поступала правильно. Скажи я тебе правду, ты четвертовала бы меня и отправила к отступникам, ни секунды не мешкая. Ты не отмылась бы от позора, если бы в городе узнали.

– И ты думаешь, тебе удастся избежать наказания? – процедила Анацеа сквозь зубы. Ветер поднял полы её манто, открыв гипюровые оборки платья. – Позор – это не так страшно, Кантана. Недоверие. Вот что убивает.

– Доверие порождает только доверие, – с неожиданной резкостью произнесла Кантана, – но не постоянный страх, в котором я жила, благодаря тебе. Какого доверия ты требуешь, если никогда не хотела быть мне другом, мама?

Холодный ветер хлёстко ударил в спину. Эмоции окончательно ослепили. Большая и тёплая ладонь Нери снова легла на талию, словно пытаясь уберечь от неблагоразумных поступков. Пришлось это кстати: взрыв был неизбежен. Пытаясь удержать хлипкую нить, соединяющую с реальностью, Кантана обхватила его пальцы. На этот раз он не вырывался и не дрожал: лишь пульс чаще забился под кожей. Сейчас он не откупился бы сухими формальностями: это определённо что-то значило. Только теперь не радовало даже это…

Мать укоризненно покачала головой. Что-то тёплое и человечное на мгновение озарило её лицо: то ли ностальгия, то ли сочувствие. Однако, тень мимолётной эмоции быстро улетучилась, вернув чертам мраморную твёрдость.

– Только не говори, что ты впридачу с иномирянином связалась, – Анацеа продолжила гнуть свою линию. Громкие слова пулями отлетали от зубов, будто Нери рядом не было вовсе. – Надо было пресечь это на корню. Я ведь сразу видела, как ты на него поглядывала.

Сердце Кантаны заколотилось чаще, пробуждая спящую внутри ярость. Привычка подчиняться матери, игнорируя внутренние противоречия, лежала слишком глубоко; и Кантана за свои неполные восемнадцать годовых циклов уже приравняла её к норме. Но сейчас мама покушалась на последнюю автономную её часть – чувства и эмоции. На ту крупицу, что делала её живой. Этого Кантана не могла простить.

– Если даже и поглядывала, – сорвалось с губ, – что с того?

– Кантана Бессамори, даже и не думай.

– Боишься, что я твои ошибки повторю?! – выпалила Кантана.

Анацеа вздрогнула, словно её окатили холодной водой. Тень сомнения пронеслась по её лицу, как световой отблеск в глухой ночи.