Меню оказалось состоящим из одного блюда: «Разбор существующего колдоговора и заключение нового».
– По-американски, товарищи, лишних слов не будем терять, – заявил председатель. – Начало читать не будем, там важного ничего нет. На первой странице все отпадает, стало быть, а прямо приступаем к параграфам. Итак, глава первая, параграф первый, пункт ле, примечание бе: «Необходимо усиленное втягивание отдельных активных работников производства, давая им конкретные поручения…» Вот, стало быть, какой параграф. Кто за втягивание?
– Я – за!
– Прошу поднять руки.
– И я за!
– Большинство!
И заседательная машинка закрутилась. За параграфом ле разобрали еще параграф пе. За пе – фе, за фе – хе, и времечко прошло незаметно.
На четвертом часу заседания встал оратор и один час пятнадцать минут говорил о переводе сдельных условий на рублевые расценки до тех пор, пока все единогласно не взвыли и не попросили его перестать!
После этого разобрали еще двести девять параграфов и внесли двести девять поправок.
Шел шестой час заседания. На задней лавке двое расстелили одеяло и приказали разбудить себя в восемь с половиной, прямо к чаю.
Через полчаса один из них проснулся и хрипло рявкнул:
– Аксинья, квасу! Убью на месте!
Ему объяснили, что он на заседании, а не дома, после чего он опять заснул.
На седьмом часу заседания один из ораторов очнулся и сказал, зевая:
– Не пойму я чтой-то. В пункте 1005 написано, что получают до 50 %, но не свыше 40 миллионов. Как это так – миллионов?
– Это опечатка, – сказал американский председатель, синий от усталости, и мутно поглядел в пункт 1005-й. – Читай: рублей.
Наступал рассвет. На рассвете вдруг чей-то бас потребовал у председателя:
– Дай-ка, милый человек, мне на минутку колдоговор, что-то я ничего там не понимаю.
Повертел его в руках, залез на первую страницу и воскликнул:
– Ах ты, черт тебя возьми! – Потом добавил, обращаясь к председателю: – Ты, голова с ухом!