– Ну, как теперь? – спросила пасть.
– Очень плохо, – ответил я, чувствуя, как стынут босые ноги на холодном полу.
– Запятая и Азербайджан, – сказала пасть.
– Что вам надо?! – спросил я жалобно.
– Это я, Калуга, – отозвалась пасть, – запятая, и с большой буквы. Полиция стреляла в воздух, запятая, а демонстранты, запятая…
Я стукнул кулаком по рычажку, и пасть смолкла.
Днем явился вежливый человек и сказал:
– Я контролер. Давно ли у вас эта штука?
– Два дня, – ответил я, предчувствуя недоброе.
– Вы, стало быть, радиозаяц, да еще с громкоговорителем, – ответил контролер, – вам придется заплатить двадцать четыре рубля штрафу и взять разрешение.
– Это не я радиозаяц, а Петя радиомерзавец, – ответил я, – он меня ни о чем не предупредил и, кроме того, испортил всю комнату и отношения с окружающими. Вот двадцать четыре рубля, и еще шесть рублей я дам тому, кто исправит эту штуку.
– Мы вам пришлем специалиста, – ответил контролер и выдал мне квитанцию на двадцать четыре рубля.
Петя исчез и больше не являлся…
Пьяный паровоз
Станция… пьет всем коллективом, начиная от стрелочника до ДСП включительно, за малым исключением…
Скорый поезд подходил с грозным свистом. При самом входе на стрелку мощный паровоз вдруг вздрогнул, затем подпрыгнул, потом стал качаться, как бы раздумывая, на какую сторону ему свалиться. Машинист в ужасе взвизгнул и дал тормоз так, что в первом вагоне в уборной лопнуло стекло, а в ресторане пять пассажиров обварились горячим чаем. Поезд стал. И машинист с искаженным лицом высунулся в окошко.
На балкончике стрелочного здания стоял растерзанный человек в одном белье, с багровым лицом. В левой руке у него был зеленый грязный флаг, а в правой бутерброд с копченой колбасой.
– Ты что ж, сдурел?! – завопил машинист, размахивая руками.