Было ясно и тихо, весенняя сырость была изгнана почти летним теплом.
Я выкатила кресло с Рози на садовую дорожку, вернулась за Итаном. Его я все же укутала потеплее, положила в корзинку, застланную теплой шалью, и спустилась в сад.
Сегодня был редкий день, когда не было пациентов и можно было передохнуть.
Ивонна на кухне занималась обедом, помощницы наши стирали и весело болтали. Я слышала из разговоры, долетающие из окон ванной.
Мы с Рози устроились на самом солнцепеке, чтоб хотя б немного погреться и загореть.
Что там гласит местная мода о загаре?
Что это неприлично? Хм… а без загара, боюсь, вид у меня несколько болезненный.
Я недавно рассматривала себя в зеркало.
И находила, что при общей миловидности я все же похожа на привидение.
То-то призраки меня не беспокоят. Наверное, принимают за одну из них.
У меня — Эрики, — было довольно милое и свежее лицо.
Правда, после всего перенесенного, после горя, слез, родов и нескольких дней, проведенных в сыром доме, немного бледноватое.
Волосы у меня были, конечно, шикарные. Длинные, вьющиеся, темно-каштановые. Если б не помощь Ивонны, мне нипочем бы с ними не сладить.
Но сегодня я была расчесана и убрана, как приличная барышня.
А Рози, пока я ходила за Итаном, тихонько набрала цветов, и теперь устраивала их у меня в косах.
— Ох, Рози, — я покосилась на ее подогнутую ножку. — Какая ж ты непоседа…
Рози, стоя в траве на одной ноге и не прекращая своего занятия, продолжала устраивать ромашки в моих волосах, лишь беспечно пожала плечами.
— Я думаю, все уже зажило, — солидно, с уверенностью маститого ученого, ответила она. — Даже если я стану ходить, нога уже не вывернется неправильно.
— Это откуда такая уверенность?
— Мне хозяин дома сказал, — ответила она. — Он сказал, что дул мне на ножку и помогал ей заживать.